Панцирь

Гардеев Андрей

Батар и Востр подняли женщину. Востр с удивлением в голосе заявил:

— Друг Танцор, так это ж Советница…

— Ну что-ж теперь… не убивать же ее за это.

— Да я не про это!

— А про что?

— Просто удивился.

Пацан тряс рукой, на ладони сильный ожог. Теперь понятно от чего руки Кряжа находились в таком плохом состоянии. Похоже — это норма для оракулов-самоучек. Хотя других я пока и не видел. Может и в целом норма.

Кряж спросил что-то. Пацан ответил.

Говорил Малой ровным спокойным голосом,

будто вокруг ничего и не происходило.

Интересно.

— Он особенный такой или эффект сомы?

— Говорит сома. Мол Советница перед выходом накачала.

— Ты веришь?

Оракул посмотрел на него, потом на меня, скептически изогнул бровь.

— Нет. Сома такого не делает. Врёт.

Батар вступился:

— Обычный пацан. У него шок. Придумали ерунду какую-то.

— Ну-ну.

— Врёт мелкий дружок, да, — подтвердил Востр.

— Кряж, как тебе конструкт?

— Впечатляет.

— Силён?

— Нет, но будет.

— Скоро?

Тот пожал плечами.

— Уточни, кто для него Советница, — попросил я.

Опять Кряж перешёл на язык сборцев. Малой молчал.

— Переведи: если не скажет, бросим здесь и его, и бабу.

Кряж исполнил приказ.

— Мать, — таков был ответ.

— Так вот чего она все время как в задницу ужаленная, — засмеялся Востр, вставляя новый барабан в Опцион. — У нее спиногрыз. Еще и вонючий харчок Всетворца — оракул, прости уж Кряж.

— Прощаю.

— Мать-одиночка. Это весь дрянной характер объясняло.

— Как его звать? — спросил.

— Клио.

— Думаешь и в этом может врать?

— Не знаю. Спроси у Востра, у него модуль.

Я и забыл.

— Востр…

— Да Клио шкета зовут. Зачем ему по такой мелочи врать то?

— Спроси, что они делали.

Востр спросил.

— Убегали.

— Ладно. Идём дальше, хватит время тратить.

Перед тем как отправиться дальше, Батар раздавил прикладом концентрат-семечки, которые так и остались сращенными с руками кукол. Вгляделся: удивительно, но за время разговора, они успели прорасти в глубину мяса, почти до кости. Пытались спрятаться или повлиять на тело, погибшего носителя?

Батар и Востр тащили женщину.

Мы с Кряжем глядели по сторонам. На ходу я перезарядил Центурион, а Виверне опять суждено дожидаться помещения и передышки.

Клио шёл сбоку, ближе к Батару. Должно быть, из всей нашей шайки, Батар единственный, кто казался нормальным. А может Малой хотел быть ближе к матери, но в это я особо не верил. В Идоле было больше эмоций, чем в нём.

Какое-то время движения по Аллеям вокруг только ошалелые гражданские бегали. Порезанные, пожженные, побитые.

Две группы от нас что-то требовали, но Востр первых отогнал ругательствами, а вторых насилием: тому, кто вышел вперед, высоченному мужчине в рубахе и серебряной

жилетке, прилетело в голову рукоятью револьвера.

Один раз и мне досталось: набросился толстяк-промышленник в мундире, перепачканном красными пятнами.

Он тряс меня, размазывая кровь с изрезанных ладоней по панцирю. Опухшее лицо его без маски пострадало от прямого удара. Сломан нос, заплыл глаз.

Я терпел.

Моды пытались работать. Чувствовал холод.

— Atola, жирник, — угрожающе сказал ему.

— Правильно не жирник, а жировик, — смеясь, поправил Востр.

Промышленник будто не услышал. Он не прекращал свою жалостливую болтовню, выпрашивал, потом орал, тыкал в грудь пальцем, а потом куда-то в сторону глубинных пещер. Так понимаю, обозначал что мы должны идти решить какую-то волнующую его проблему.

Я нацелил на нос червя Центурион и сделал знак ладонью отойти.

Повторил чётче:

— Atola.

Он опять не услышал. Отступать не стал: болтал, кричал, требовал. В результате, когда тон в очередной раз скакнул до особо истеричных ноток, пробудивших во мне тяжеловесное эхо раздражения, не выдержал — прострелил ему голову.

Он упал — стало хорошо.

Разглядывая черты лица, такие спокойные, сказал:

— Не понимаю.

— Чего? — спросил Востр.

— Я как-то не так ваше шанкарское слово произносил? Почему этот гуль не отошёл?

— В таких случаях надо говорить не atola, а asna, — объяснил Востр.

— А разница?

— Atola — восклицание, удивление напополам с возмущением… Asna — грубый посыл далеко и надолго.

— Понял.

— Но он всё равно бы не отошёл, друг Танцор.

— Почему?

— Промышленники — их никто не трогает.

— Неприкосновенные. Помню.

— От этого они думают всякое, и рассчитываю, друг Танцор, на определенный шаблон поведения, мол все будут перед ними на задних лапках как оролуги прыгать. Но оно, само собой, работает только когда закон есть.

Хмыкнул.

— Должно быть он удивился.

— Не хочешь узнать, что он так усердно пытался донести?

— Нет.

— А…

— А тебе пулю в голову не пустить?

— Нет…

— Вот и насчёт рассказа — нет. И даже Батар не посмеет обвинить меня в жестокости, — с раздражением глянул на здоровяка. — Я вашего жирника предупредил. Время выждал. Он подумал, что бессмертный. Бывает. Ошибся.

— Я удивлён твоему терпению, — сказал Батар.

— А я бы вообще сразу пристрелил, — между делом бросил Кряж. — Как подошёл. Пока возможность есть.

Востр рассмеялся.

За следующие три минуты Кряж четыре раза поднимал шипомёт и стрелял в проросшие на стенах концентрат-семечки. Они уже, к тому времени, половину стены захватывали чумной ржавчиной. Плоды взрывались и оседали рыжей пыльцой. Потом мы спокойно двигались дальше.