Панцирь
Шрифт:
— Ты азартен? Игрок?
— Да. Нет. Не уверен. Может быть. Вообще с каждым узором я все больше вспоминаю. У тебя же тоже проблемы с памятью?
— Да. Можно так сказать.
— Большая женщина? — он понимающе улыбнулся.
— Она самая, — и я не смог скрыть мечтательную улыбку.
— Убить Идола?
— Рискну предположить так у всех. Спрашивал у других, тех, что видел?
— Предположение верное. Такие же директивы. Одинаковые для всех.
— Давно ты проснулся?
—
— Где Саркофаг?
— К югу. Саркофаг вплетен в теперь уже разрушенную башню, в ее основание.
— Странно.
— Видимо что-то со мной не так было при отступлении. Ран получил много или Идол почти сломал. Дойти до Аванпоста я не смог, поэтому там оставили. Так думаю.
— Звучит логично. А как взял новые узоры?
— Возле башни нашел проявление мёда. Все, так сказать, употребил ртом. Знаю не лучший способ, но пробуждение у меня выдалось достаточно бурное, инъектор я поломал в бою.
— Инъектор у каждого есть?
— Конечно.
— Где он?
— Слушай, у тебя же ИИ. От чего ты у него не спросил? — сказал он, указав на мой браслет.
— Чтобы спрашивать надо знать, что спрашивать, а рассказывать все подряд она отказывается.
— Она? — гадливая улыбка. — Дерзкая.
— Какая есть.
Он показал где на панцире инъектор. В полости возле пазов под хтоны. Темная игла из псевдо-сплава и изящный прямоугольник серебристого корпуса.
Звездочет отошел к крючкообразному выступу-возвышению, очевидно собираясь осмотреть окрестности.
Желчь мигнула мне из браслета.
— Чего еще?
— Слушай, бестолочь, я не просто так молчу и выдаю информационный минимум, не по прихоти своей.
— О чем ты?
— Ты сам запретил мне рассказывать многое. Поставил запрет.
— Почему?
— Так уж ты посчитал. Необходимость мол: “я пройду дорогу чистым или умру” — сказал. Не могу знать, что ты там о себе думал, но, судя по нашему положению, вряд ли что-то шибко умное.
Насколько же ты, Танцор, должен был быть уверен в себе?
Дерьмоголовый придурок.
— Плохо, — только и сказал я.
— Хтон садится. Мой треп тратит остатки энергии слишком быстро. На ближайшее время я в полусонном режиме, давай, бестолочь, не теряй меня и ради Справедливости постарайся и не дай нам сдохнуть. Еще я отключу половину функций панциря, чтоб тебе подольше ядом не дышать. Открытые раны теперь будут “обрабатываться” дольше.
— Спи уже. Ворчанием гор не свернешь и делу не поможешь.
Звездочёт окликнул меня:
— Отдыхай. До движения — час.
— Куда идем?
— Начнем охоту на Идола.
***
До
Мы двинулись на север, спустились с горы, а затем шли до самой ночи.
Ничего опасного не встретили. Вонь то усиливалась, то уменьшалась, разок ушла совсем, оставив только запахи подтаявшего снега, свежести и наших немытых тел.
Пустошь и пустошь.
Ржавые хоботы водяных колонок отмечали пройденные пятикилометровые отрезки и обеспечивали нас водой. Я по началу отнесся к ним с опаской, но глядел как жадно пил бегущие капли Звездочёт и уже на третьей колонке сдался. Пусть система фильтрации панциря сама разбирается. По крайней мере, вода из колонок сразу и через несколько часов не убивает — проверено на Звездочете, а что будет дальше удача покажет.
Вначале вышли к степной дороге: рельеф, то поднимался, то опускался. Каменная насыпь всюду вперемешку со снегом. Полдня ушло чтобы уйти от предгорья.
Лишний раз мы не говорили, перекидываясь в редких случаях единичными словами, чаще всего — ругательствами; да и, скорее, не между собой, а так выпускали раздражение в мир.
Спали на камнях, несли дежурство по очереди. Позволили себе потратить на восстановление четыре часа. Даже учитывая возможности дхала маловато. Но я не жаловался, Звездочет так решил исходя из каких-то внутренних размышлений и спрашивать о чем-то дело пустое. Захочет потребует совета.
Конечности по пробуждению ломило. Голова раскалывалась, а холод, казалось, въелся в плоть и кости. Ощущал себя больным и жалким.
Пальцы, уши и лицо я практически не чувствовал. И представлять не хотел, как там воспринимал мир Звездочет, ведь тот давно истратил последний хтон. С другой стороны, у него был плащ, а все что делал панцирь это похоже не давал мне пострадать от обморожений.
По уму то и дело ходил мыслительный скол, и все хотелось счесать с себя неприятную коросту холода. Глупость, конечно. Меня так просто в заблуждение не ввести и себе повреждений я наносить не собирался.
Вторым днем путь вывел нас к заброшенному поселению.
Больше сотни дворов.
И ничего.
Настолько давно поселок мертв, что здания обреченно вросли, стали частью местности, унылыми ногтями рельефа.
Снег закрыл, забил каменную кладку и глиняные части, оставив лишь многообещающую пухлость силуэтов и торчащие оголенные костяки вторых этажей.
Надеялись найти одежду, тряпки, чтобы решить проблему холода. На инструменты, оружие или хтоны, понятное дело, даже не рассчитывали.
Мы откопали входы сначала одной одноэтажки, затем другой; третьим выбрали богатый прежде дом, если судить по костяку, а четвертым решили осмотреть трехэтажное здание.