Пандемия
Шрифт:
— Заткнись и так тошно, — произнес опять чей-то голос в темноте подвала.
— Могу и заткнуться, если вам мой репертуар не нравится.
В этот момент скрипнули петли, и дверь отворилась. Вошли четверо здоровых парней, держа в руках электрошокеры. На ремнях висели резиновые дубинки. Вслед за ними вошел человек в очках, белом халате и с чемоданом в руке. Сразу же появился стол и два стула. Дверь закрылась, и возле неё, широко расставив ноги, встал один из вошедших.
— Так, начнем, господа-товарищи, — произнес один из охранников, — Первый номер подходи.
Только тут, Николай вдруг заметил, что на одежде каждого из ребят, сидящих вместе
— Так, где у нас тут двадцать седьмой?
— Я умер, слышите, я уже умер, — раздался крик сидевшего в дальнем углу человека.
— Это ты еще успеешь.
Двое охранников, подхватили, словно пушинку парня и молча посадили его на стул, крепко держа за плечи, чтобы он не дергался, и не выкинул какой-нибудь фортель. Два других стояли поодаль и наблюдали за остальными. Человек в белом халате, раскрыл свой чемодан и, достав из него приборы начал, брать у парня кровь на анализ. Вслед за ним, выкрикнули номер двадцать девять. Девушка безвольно подошла к столу и присев на край стула, положила руку перед врачом. Было ощущение, что она настолько истощена, что её шатает от малейшего дуновения ветра. Шприц вошел в вену и стал быстро наполняться кровью.
— Если мой анализ будет плохой, вы меня отпустите домой? — неожиданно произнесла она, когда процедура была закончена и она зажала рану куском ваты, смоченной спиртом.
— У тебя отличные анализы дорогуша, — ласково произнес человек в белом халате, которого Николай про себя назвал очкастым, — просто на тебя пока нет пациента. У тебя редкая группа и соответственно ты дорого стоишь, но это дело времени, так что придется потерпеть.
— Тридцать второй, — произнес охранник.
Николай с ужасом стал понимать, что происходящее не просто реальность, а кошмар, который имеет место быть именно с ним.
— Нет, это невозможно, в нашей стране, в наше время, бред какой-то. Это просто извращенцы какие-то решили напугать нас и устроили здесь какой-то садомазохисткий спектакль. А потом им это надоест, и они выкинут его где-нибудь на пустом шоссе и этим все закончится. В этот момент, все было действительно закончено и врач, собрав взятые анализы, подошел к нему.
— Ну, как, тридцать восьмой, очухался, или еще не пришел в себя?
— Пока нет, — соврал Николай.
— Ничего, завтра придешь в норму, начнем и у тебя брать анализы, а пока пей воду и очищай организм от той гадости, которую ты на свободе наглотался.
— А что потом?
— А потом, как и все они. Почки, селезенка, все что закажут.
— Не понял? — заикаясь, произнес Николай.
— А чего тут понимать. Бизнес, брат, обычный бизнес. Лично против тебя, у меня ничего нет. Тебе просто не повезло. Зато не умрешь, от какой-нибудь язвы или под машиной. А то чего доброго террористы в метро бомбу бросят, и останешься инвалидом без ноги и будешь остаток дней милостыню просить и в собесе субсидии клянчить. А здесь людям послужишь. Понимаешь, философия какая. Ты принесешь конкретную пользу людям. Человеку пересадят твою, пока еще здоровую почку, и он будет жить. Богатый дяденька, сможет заработать еще деньжат, дать образования своим детишкам и быть нужным и полезным обществу.
Охранники впервые за все время заржали от услышанного, и один из них, произнес:
— Ладно, Спиноза, кончай демагогию разводить, пошли.
— Все отбой, детки, до завтра, ведите себя хорошо, —
Николай зажмурил глаза и подумал:
— Сон, чудовищно страшный и до безобразия правдоподобный сон. Скорее бы проснуться и оказаться дома в теплой мягкой постели. И чтобы вкусно пахло из кухни материными пирогами с капустой и яблоками.
—----
Марина Владимировна посмотрела на часы. Время приближалось к полудню. Телефон сына по-прежнему не отвечал. Она еще утром предупредила на работе, что не придет по семейным обстоятельствам и, собравшись, отправилась снова в милицию.
В приемной сидел все тот же капитан, что и утром. Она подошла к нему и, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя в ней все кричало и ныло от боли и страха, произнесла:
— Извините, я снова к вам.
— Дежурный, капитан Сломин слушает, — он кисло посмотрел в её сторону и добавил, — Видно, пришли извиняться, что все нормально и сын дрыхнет, и вы счастливы, а мне можно закрыть дело?
— Нет, дело закрывать не надо. Я обзвонила всех Колиных друзей. Его ни у кого из них не было. Единственный, кто его видел вчера вечером, был друг Игорь. По его словам, они должны были встретиться через час возле железнодорожной насыпи. Там такая, знаете, лесополоса меду гаражами и железной дорогой. Однако, когда он туда пришел, Николая не было, а телефон его не отвечал. Это наводит на мысль, что с ним могло произойти что-то страшное, — тут она не выдержала, и слезы потекли ручьем из её глаз, — Да имейте же совесть, ведь у вас у самого трое детей, а у меня он один, понимаете, один единственный. Ему всего-то семнадцать. В прошлом году девятый закончил и в этот, как его, колледж пошел. Он и курить-то по настоящему не курит, так для бравады балуется перед девчонками. А то, что поругались с ним, так это все ерунда. Я сердцем чувствую, что случилось что-то…
Все это она высказала одним махом, и капитан, до этого весьма спокойный, нахмурил брови и, сняв фуражку, провел рукой по волосам, после чего произнес:
— Я понимаю вас, но надо, чтобы прошли хотя бы сутки, чтобы начать действовать. Как я могу дать команду, если он вдруг вот сейчас уже, пока мы тут с вами разговариваем, не сидит дома и не смотрит телек, в ожидании взбучки от вас?
— А если время упустим? Вы же сами сказали, что, вовремя начав, можно и грабителей и насильников найти?
— Так то насильники. А вашего сына, что изнасиловали что ли? Ладно, дочь была бы, а то парень, ему через год в армию по годам, а вы все его за дите малое держите. Может он, где с девчонкой какой, азы, так сказать мужской жизни познает, а вы тут демагогию разводите, украли, зарезали.
— Вы знаете, сколько людей вот так пропадает бесследно и что, ничего, не могут найти, а почему, потому что поздно стали искать.
— Да если вам рассказать, вы сами не поверите. Добрая половина из пропавших, по стране мотается, бомжует, а с виду, приличные люди. Часть народа, просто с больной психикой. А сколько бежит из дома от жизни в кавычках, с любимыми предками, которые или пьют, или мордуют, так, что жизнь не в радость. Вот что я вам скажу. Идите-ка домой, и если завтра не объявится, даю вам слово, заведем дело, и примем все меры к розыску. Вам ясно?