Панджшер навсегда (сборник)
Шрифт:
Вперед выдвинулся Литвинов, обстановка в строю чуть разрядилась.
– Комиссия полка со мной во главе проверяла организацию службы на постах охранения. Впечатление удручающее. «Зуб дракона». Я, конечно, понимаю, что это самый сложный пост, но он же совершенно не оборудован, там невозможно нести службу. Солдаты, как пещерные кроты, спят в каких-то норах, грязные, скрюченные, на них смотреть страшно. Я забрал с собой двоих самых грязных, отчистил, отмыл.
– Ага, сам, наверное, мыл, чистил…
– На пост на «вертушке» добрался – подвиг совершил…
– Точно, за медалью летал…
– А когда отмыл, обнаружил
– А где командир роты? – перебил своего замполита командир полка. – Вот с кого спросить надо.
– Так он на этом посту и есть старший. Там и ротный такой же, как солдаты.
– Не понял, – Мордасов непроизвольно покрутил головой, словно сбрасывая наваждение.
– Так ведь воды у них там нет. Каждый литр на счет. Вот они и не моются, экономят. Посадочной площадки нет, «вертушки» груз сбрасывают, сидя на двух колесах, а иногда и не приземляясь. Не любят вертолетчики этот пост, постреливают часто, подбить могут.
– Что на других постах? – Мордасов, недовольный докладом и отсутствием тонкости мышления у замполита полка, даже не пытался скрыть раздражения.
– На двадцатом посту служба организована хорошо.
– Кто там старший?
– Лейтенант Хворостовский, командир взвода, год как после училища.
– И у него все хорошо? Как с материальным обеспечением?
– У него все есть, пост всем обеспечен. Там не нужен вертолет. Пост расположен низко, на себе все переносят, караваном. Но дело-то в другом. Там все организовано. Есть расписание постов, график дежурств. Выпускается боевой листок. Отмечают дни рождения солдат. У Хворостовского боевая подготовка налажена, стрельбы проводятся. В порядке инициативы взводный организует тематические диспуты, а для развития кругозора коллективное разгадывание кроссвордов. Не дает мозгам киснуть. Библиотечку завел. Заставляет книги читать. Даже тех, кто читать не умеет. – Замполит глуповато улыбнулся своей шутке, но Мордасов не видел улыбки и вполне серьезно спросил:
– А что, и такие есть?
– Так точно! – Сбитый с толку замполит не знал, что теперь говорить, но слово не воробей, вылетело – не поймаешь. – У него узбеков много. Из кишлаков. Они и по-узбекски не все читать-писать умеют.
– Ну что же, молодец лейтенант.
– Так точно, товарищ подполковник. Он считает, что у солдата не должно быть времени для дурных поступков.
– Правильно считает. Почему же у командира роты на посту нет порядка?
– Ротный находится на самом ответственном и самом сложном участке. Так давно заведено. Не все от него зависит.
– Да, на самом ответственном. И ответственности с него никто не снимает. А вот с должности я его сниму. – Здесь Мордасов высоко поднял указательный палец, бодро крякнул, как будто найдя верное решение, а в строю показалось, что он хотел воскликнуть победное «Эврика!».
– Он только рад будет, – произнес молчавший до этого Лосев. – Мы его как командира взвода переведем на другой пост. Там больше кислорода, воды. Меньше стреляют, меньше проблем. В общем – в дом отдыха.
– Я не понял вас, начальник штаба.
– Что тут понимать? Пусть служит, где служит, пусть пашет. Вот помочь бы ему с обеспечением.
– Я всем помогу! – угрожающе возвысил голос командир полка и снова оглядел напряженный строй офицеров. – Вы главное забыли, то, зачем вы здесь находитесь. Вы выполняете интернациональный
Впервые, несмотря на грозное сопение Мордасова, офицеры задвигались, оглядываясь по сторонам, не скрывая недоумения. И на лице Лосева явно отразилось замешательство. Полк, непрерывно ведущий боевые действия, изрытый траншеями, окопами и укрытиями, полк, в котором никто и никогда не ходил в колонну по три, завтра будет выстроен на террасе под бинокли наблюдателей и прицелы снайперов. Потом все дружно вперили взгляды в новоявленного реформатора и поняли, что он не только не шутит, но доведет начатое до конца.
Днем в роте объявился Черкасов. Мысленно Ремизов давно простился с ним, не ожидая ничего оптимистичного от предстоящего военного суда. Но, как оказалось, суд прошел, и его бывший замполит, расправив китайские глаза, раскрыв руки, со своим обычным каламбуром бежал к нему обниматься.
– Командир, встречай зека! Били – не добили, судили – не досудили. Короче, впаяли мне шесть лет условно. В шестой роте меньше шести лет дать не могли.
Он зажигательно засмеялся, а Ремизов почувствовал, что по-настоящему рад видеть Черкеса, наверное, единственного человека, который связывал его невероятное настоящее с далеким, скрытым семью горизонтами, таким же невероятным прошлым. То прошлое безжалостно изрублено в куски, истлело до золы, до праха, и только Черкес мог подтвердить, что оно все ж таки было…
Вечером, врезав как следует водки, они вживались в новую тему своей жизни.
– Погоди, щас спою. – Черкасов упрямо и бестолково раз за разом теребил струны расстроенной гитары. – «Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой…»
– Так что теперь с Куприяновым делать?
– Ну ты спросил. Откуда я знаю? Понимаешь? Судья меня спрашивает, а я ему как есть, как на духу… Говорю, да я за веру, царя и Отечество живот положу на алтарь борьбы за свободу афганского народа.
– Ты все собрал в одну кучу.
– А он мне приговор. Ну ты знаешь… И еще шесть тысяч рублей в пользу родителей, чтобы памятники поставить. Опять шесть… Одни шестерки кругом. Ты представляешь, они, родители, приехали в Ташкент, они меня обвиняли, что это все я наделал. Кому угодно мог в глаза посмотреть, а им не смог. Такая жуть меня брала, аж кишки сводило. Ну как же им объяснить? Я вместе с бойцами под эти долбаные снаряды попал, меня от их смерти ничто не отделяло. – Черкасов замолчал, стравливая засевшую в самом сердце горечь. – А потом, после суда, меня вызвал к себе начальник политуправления округа. Представляешь? И спрашивает, мол, что теперь с тобой, уголовником, делать? Нет, ты не представляешь, а я так ему обрадовался, ну и говорю. Как на духу, да я за веру, царя и Отечество… Говорю, отправьте меня назад, в мою роту, я не могу без нее, я дважды ранен, меня теперь ни одна пуля не возьмет. Он даже опешил сначала. Но долго думать не стал. Говорит, мол, я не золотая рыбка, но твое желание исполню. И вот я здесь. А ты думал, я сюда приехал прохлаждаться?