Пани колдунья
Шрифт:
— Не давал. Но я в его согласии и не нуждался.
— Зато ты нуждаешься в его деньгах, — ехидно заметила Лиза.
— И в его деньгах я не нуждаюсь!
— Тогда что тебя возмущает?
— То, что он посмел делить между нами мою собственность. Ведь если ты принадлежишь мне, резонно предположить, что и твои деньги тоже принадлежат мне.
— Женщина, если она не рабыня, не может принадлежать своему мужу как вещь…
— Где это ты нахваталась таких прогрессивных взглядов? — покачал головой Станислав и насмешливо улыбнулся. — Если бы ты только знала историю замка Поплавских! Сколько
— Так же, как и своей матери? — неосторожно вырвалось у нее; потом Лиза жалела о своих словах. Как говорится, кто меньше толкует, тот меньше тоскует.
Лучше бы ей не забывать народную мудрость.
Лицо Станислава исказилось. Он провел по нему рукой, словно хотел снять налипшее что-то, но оно не снималось. Когда Лиза посмотрела на мужа, она поразилась происшедшей с ним перемене: глаза его беспокойно шарили вокруг в поисках чего-то, лишь ему ведомого. Словно он никак не мог найти, за что бы зацепиться взглядом. Он смотрел на жену и не видел ее.
Облик Станислава был так странен и в то же время так жалок, что Лиза не выдержала. Себе она так и не смогла объяснить, кто или что толкнуло ее на такой поступок.
Она подошла к мужу и подняла вверх его безвольно поникшее лицо.
— Посмотри на меня! — приказала Лиза. — Успокойся, ничего не случилось, это сейчас пройдет. Расскажи мне, что тебя терзает, сынок! Расскажи своей мамочке.
Он доверчиво посмотрел на Лизу:
— Мама, ты увидела, как я мучил Агнешку. Я бил ее, а она кричала. Без звука, потому что у нее был закрыт рот, но это возбуждало меня еще больше… А потом закричала ты. Скажи, зачем ты кричала? Разве ты не могла просто стоять и смотреть? Ты меня испугала. Я побежал за тобой, а ты все кричала, а потом упала на кровать в своей комнате, и я сказал, если ты не перестанешь орать, я тебя убью… А ты замолчала.
И умерла. Зачем ты сделала это, мама? Назло мне, да?
Лизе в какой-то момент захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят, так испугало ее то, что она услышала. Даже ее более чем скромных медицинских знаний хватило на то, чтобы понять: Станислав психически болен.
Возможно, он не был таким от рождения. Скорее всего, слишком часто он наблюдал поведение своего отца по отношению не только к слугам, но и к матери. Вначале это его пугало. Может, ребенок не спал ночами, плакал, но родителям было не до него, и в нем потихоньку угнездилась и стала развиваться болезнь…
Это открытие ее не так напугало бы, если бы накануне Лиза не узнала, что она беременна, и теперь ей было страшно от того, что ее сын — отчего-то она была уверена в том, что родится сын, — получит в наследство от отца его больную психику.
Что говорил отец Лизы насчет ее предназначения? Неужели оно в том, чтобы произвести на свет ребенка, заведомо обреченного? А если в том, чтобы каким-то образом прервать некую цепь безумия, обновить кровь рода Поплавских? Но не могло же Провидение предназначить Лизе единственно роль агнца на заклание, не дав ей возможности проявить себя как-то по-другому?
Да
Что Лизе оставалось делать? Просто смириться с этим открытием она не могла, не в ее натуре было плыть по течению, но, увы, она могла так мало!
Княгиня стала ходить в библиотеку и усиленно читать те немногие медицинские книги о психических болезнях, какие ей удалось найти. Она, наверное, так и мучилась бы сомнениями, тщетно вопрошая у небес, что ей делать, если бы однажды с нею не заговорила Василиса:
— Что вас беспокоит, княгиня? Отчего вы стали худеть и бледнеть? Не из-за того же, что ваш супруг так усиленно притворяется ловеласом?
— Притворяется? — удивилась Лиза.
— Притворяется, — кивнула Василиса. — Он пытается вызвать вашу ревность. Это доставило бы ему удовольствие. Он наказывает себя за то, что невольно полюбил вас. А значит, как бы впал от вас в зависимость. Вы сделали его слабее, вместо того чтобы самой попасть под полное его влияние… Вы удивляетесь, что я об этом знаю? Я знаю и о многом другом.
Например, о том, какие книги стали вдруг вас интересовать. Надеетесь перевоспитать Станислава? Или ненароком боитесь заболеть сама? Некоторые врачи считают безумие заразным…
— Все гораздо хуже, — вздохнула Лиза. — У меня будет ребенок, и уже одно это бросает в холодный пот. Неужели он обречен на муки, какие терпит его отец? Никто ведь не слышал, чтобы безумие было семейным проклятием Поплавских?
Она с надеждой взглянула на Василису.
— Ребенок? — задумчиво проговорила та. — Вы правы, это все усложняет. А Станислав знает об этом?
— Пока нет. Все никак не удается спокойно с ним поговорить.
— Тогда мужайтесь. Никто не может знать, как он себя поведет: обрадуется или рассвирепеет.
Лизе стало зябко. Она невольно передернула плечами, а Василиса успокаивающе сказала:
— Раньше смерти тоже не стоит умирать. Как говорила когда-то моя матушка, бог не выдаст, — свинья не съест! Я человек малообразованный… да-да, не смейтесь, чем больше я пытаюсь самообразоваться, тем, кажется, меньше знаю… Так вот, даже при тех знаниях, какие я имею, о наследственном безумии стоит говорить, ежели оно проявляется в течение всей жизни, а не вдруг, когда человек преодолел все превратности опасного возраста… Словом, в преданиях рода Поплавских действительно ни о чем этаком не упоминается, этим я тоже интересовалась.
Старый князь, однако, в детстве упал с коня и сильно ударился головой. Станислав переболел мозговой горячкой, потому семена отцовского воспитания так хорошо взошли… Что-то я заговорила о семейных преданиях, корнях и наследственности… В общем, Елизавета Николаевна, погодите до срока убиваться.
Давайте посмотрим, что скажет князь по поводу ребенка.
Лиза все теснее сближалась с Василисой, в которой открыла не только душу добрую и преданную, но и старшую подругу, которая могла в трудную минуту помочь советом. И если княгиня прежде не могла решиться заговорить с нею о своих сомнениях, то теперь она обрела слушательницу и советчицу не только заинтересованную, но и знающую.