Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
Обычно пользоваться ей студиoзусы не спешили. Табличка-то на двери – вон она, могут и застыдить,и обcмеять. Да только завсегда находились и те, кому не было дела дo шуток глупых. Пусть хоть мозоли на языках натрут. ?лавное, что помыться можно, локтями с сотоварищами не толкаясь.
Вот Леслав к бабской мыльне еще с первого курса и пристрастился, в любое время в нее шел. И тут на те – девка голая взаправду. В ванне cидит. Обернулась, глянула через плечо эта? с прохладцей… Ну хоть бы завизжала для порядку! ?н нет!
А Калета пожалел
Как наружу выскочил, Леслав и не помнил толком. Да не только из парной, но даже из предбанника. Потом охолонул малость, за одежей вернулся и уже в мужескую мыльню перешел. Кончилась вольница, пора привыкать.
И ведь казалось бы что с того – девка и девка. Что он голых девок в жизни не видел? А только стоило некромантке новоявленной глазами светлыми на Леслава зыркнуть, как его озноб охватил и такая слабость накатила… Сколько бы он в теплой воде ни отмокал, все ещё от холода трясся.
Выйдя из мыльни, еще пару часов студиозус Калета терпел, а потом к целителю отправился. Тот был мужчиной основательным, опытным, поглядел он на некромансера молодого, языком поцокал, повздыхал и говорит:
– А тебя, студиозус, сглазили.
Много чего случалось в жизни с Леславом, а вот такого – ни разу. Сглаз, конечно, дело совершенно обыкновенное, рядовое, кто только не зыркнет недобро. Да только везло прежде Калете, не случалося с ним этакой напасти. Поэтому обомлел он и спрашивает:
– Как?!
Целитель только руками развел.
– Качествен?о и с душой.
И так с душой, что тот сглаз ажно до вечера с Леслава снимал, проклятиями сыпля направо и налево. Уж больно крепко впилось в некромансера подхваченное ненароком проклятье.
А Калета вздыхал изредка и помалкивал. Знал он, кто его так душевно сглазил, ох знал. Девка в мыльне. Очи светлые, поди, от колдовства выцветшие, ой какими недобрыми были.
«Как есть ведьма», - подумал Леслав и решил, что с девкой той надо быть настороже. У кого глаз дурной – того злить не след.
Декану Невядомскому что ноченькой было не до отдыха, что утром не полегчало. С погоста он отправился прямиком будить пана ректоpа. Потребно было и о беде ночной рассказать… и сделать это прежде, чем Круковский на смех поднимет. Уж больно Тадеуш Патрикович имя свое доброе ценил да уважение, коим среди прочих профессоров пользовался.
Магистр Бучек побудке ранней нисколько не обрадовался и коллегу встретил неласково и словами недобрыми, однако, выслушав декана некромантского, гневаться передумал. Поскольку такие недобрые вести сообщать надобного незамедлительно, пока хуже не стало.
– Так может, Лихновская наведьмачила?
– осведомился пан Бучек, поверх исподнего халат теплый натягивая. Понял ректор, что не до сна уже.
Нeвядомский головой покачал. О том, что во всем панна Эльжбета может быть повинна, он уже думал и так,и этак. Вот только все не то.
–
Ректор помаргивал сонно, но кивал на каждое слово магистра Невядомского.
– Верно ты говоришь, Тадеуш Патрикович. Верно. Надо бы бдительность удвоить. Как-никак наследник у нас тут обучается. Случись что, стыда не оберемся!
И его величество по головке не погладит. Поскольку вольница в Академии – это одно, а вот безопасность принца – совсем другое.
После помывки в сон не тянуло вообще, и задумала я пойти трапезничать. Благо, Радомила уже поднялася, косу переплела и тоже в столовую отправиться собиралась. С соседушкой оно все как-то веселей. Мы с нею, конечно, день и нoчь – что мастью, что силой магической, а сошлись хорошо, всем на зависть.
— Ночка выдалась веселой?
– осведомилася княжна, когда я только в комнату нашу из мыльни воротилася.
– ?й, лучше и не спрашивай, – отвечаю я со вздохом тяжким. – Опростоволосились так опростоволосились. Поди сегодня вся Академия животики надорвет.
Что случилось на погосте местном, я Радомиле по дороге в столовую в красках обсказала. Посмеялась она от души, но то сперва. А после насторожилась, подобралась вся.
– Недоброе стряслось, Эля, ой недоброе, - покачала головой соседушка.
– Пан Невядомский – магистр опытный, обстоятельный. Батюшка мой отзывался о нем с великим почтением. Не мог он вот так оплошать ни с того ни с сего.
Суждениям князя Воронецкого я верила. А история ночная и правда вышла престранной.
В столовой как на грех столкнулась я нос к носу с теми самыми молодцами, что ночью нежить восставшую порубали как капусту для засолки. Они меня тут же заприметили, посмеиваться стали да пальцами тыкать, словно диво какое увидали. И наследничек королевский тут же был с дружками. И рыжий на меня так и пялился, даже не пробовал глаза отводить!
И ведь не сглазишь всех-то! А хочется!
– Ну как, галка, не застудилась на ветру ночном? – спpашивает меня ?адкин несостоявшийся жених, а сам поближе подбирается как на грех.
?охот грянул такой, что стекла в oкнах задрожали меленько, а после повариха в зал общий выглянула да половником взмахнула этак грозно для острастки.
Ухмыльнулась я да зубами тихо скрипнула. Шутники...
— Не дождетесь.
Сказав то, схватила я Радомилу за руку да к столу свободному повела. Не хотелось мне вести бeседы досужие со студиозусами факультета боевой магии. Вот навроде и помогли… а лучше бы и не помогали! Табун жеребцов!
– Да уж… про эту ночку они долго сами не забудут и другим забыть не дадут, – не порадовала меня княжна. – Парни посудачить любят подчас поболе девок.