Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
– Ты это… извиняй за вчерашнее. Забыл я, что девка у нас теперь есть, - говорит. И на щеках бледных румянец проступает. Может, и правда смущается. – Леслав я, Калета. Четвертый курс.
А сам руку протягивает. Навроде как для рукопожатия. Поди не из шляхты и даже не из купечества, не ведает, как с панночкой здороваться надобно.
– Да бывает, - фыркнула я и за сглаз свой извиняться не стала. И руку жать – то?е.
– Эльжбета Лихновская. А что первогодка – и сам знаешь.
Навроде как и замирились на том,и о
Прочие студиозы нашего факультета тоже только–только поднялись. По общежитию они бродили как мертвецы неупокоенные – глаза полуприкрыты, руки перед собой выставили и бормочут что-то неразборчиво.
Прислушалась – ан нет, все в порядке, просто формулы магические повторяют спросонок.
Рядом с нашей с Радомилой комнатой топтался однокурсник мой, тот, что телом обилен. Кажись, меня дожидается. А вот зачем – кто знает?
Как увидел меня,так тут же дня доброго пожелал.
– Кому как, – парню отвечаю, а самой страсть как интересно, что ему от меня понадобилось.
– Я Климек Одынец, - соученик представился, а после замялся, будто продолжать не решается.
Tерпения у меня никогда много не было.
– Так чего надобно, Климек?
Тот вздохнул тяжеленько.
– Мы с ребятами тут обмозговали… Словом, а давай ты старостой нашей будешь?
Вот уж чего не ждала – так этого. Меня, девку, - и над парнями верховодить выбрали? Да ещё сами парни! Вот уж новость!
И навроде почетно это – старостой быть, вот только чего ради прочим студиозусам-то потребовалось меня на должность эту назначить?
– А чего вдруг мне – и такая честь?
– спрашиваю, подозрений не скрывая.
Чтобы мужчины девке над собой власть дали? Когда ж такое было видано? Могла бы подумать, что все из-за дарований моих великих, да только не успела я себя показать толком. Девка и девка, разве что на лицо не страшна.
– Да… навроде, боевая ты, – как–то не очень убедительно говорит Одынец, да смотрит так жалобно, будто его ко мне послали, угрожая карой великой.
И подумалось, что гадостное что–то старосте делать придется, не иначе.
– Ну и боевая, так и что? Чай рохлей у нас на фaкультете и нет. Чего бы тебе старостой не стать, а, Климек?
Спал соученик мой с лица и руками замахал. Очень уж он в старосты идти не хотел.
– И что не так? – на Одынца я напираю.
Очень уж любопытно стало мне, что прочие студиозусы такое измыслили. Ну если уж каверза какая… то спуску не дам! Небо им с овчинку покажется, если я мстить возьмусь.
Совсем уж смутился соученик.
– Да все так! Все так, Эльжбета, ты даже не думай!
Tак убеждает, что подозрений только прибавилось.
– Не объяснишь, в старосты не пойду. Мне того не шибко надобно, -
– На чистоту выкладывай давай.
Помялся студиозус, покраснел – а после и говорит:
– Мы профессора Кржевского боимся. А у него и коллоквиумы будут, и практикумы,и задания брать надобно… И экзамен сдавать! А ты навроде как с ним говоришь и ничего, поладили.
Эвона как. Забоялись лича, стало быть . Оно, конечно, и неудивительно – кто ж мертвецов не боится? ?отя вот некромансерам вроде как и неположено перед нежитью трепетать . Даже могущественной да разумом не обделенной.
– И только-то?
Замялся ?дынец пуще прежнего, затрясся весь – ну чисто холодец прислужница на подносе несет.
– Tебе и «только–то», а про профессора Кржевского столько всякого сказывают, что вспомнишь – вздрогнешь! Он же, говорят, самого Кощея заборол, грудь ему кинжалом ритуальным вскрыл – и сердце его сожрал! А оно еще билося! Опосля того личем и стал.
Поглядела я на студиозуса этак… ошалело.
– Брешут люди, – отвечаю без колебаний. – Не было такого.
Не спешит мне верить Климек. Смотрит недоверчиво, хмурится.
– А тебе откуда знать?
Вздохнула я тяжко и ответила:
– Так Кощей мой прапрадед.
Смутился студиозус пуще прежнего и попятился даже на всякий случай. Помнят все ж таки пращура моего, крепко помнят, знатно Константин Лихновский погулял по королевству во время оно. Правда, вот позабыли, что Лихновский он был.
– Брешешь, – студиозус пробормотал. Да только по лицу–то ясней ясного – поверил, и если сомневается, то разве что малость самую.
– Правда истинная, - ухмыляюсь, да недобро так.
– Tак… это… тогда тебе сами боги велели в старосты идти. Tак глядишь и декана заборешь. И ректора, ежели потребно будет…
Эвона как ценят Кощееву кровь. ?жно супротив пана ректора выставлять собираются. А Казимир Габрисович – он маг неpядовой. Тоже мне, нашли для магов опытных и умелых достойного супротивника. Курам на смех!
И все же становиться мне старостой али ну его?
Мы, Лихновские, конечно, род колдовской, да вот не только. Взыграла во мне кровь купеческая! Если так сильно соученики мои желают, чтобы я ни с того ни с сего старостой заделалась, надобно у них что-то за то стребовать.
Глядишь,и договоримся! На чем–то. Главное, что бы в цене сошлись.
– А если пойду в старосты, мне с того что? – спрашиваю этак с усмешкой.
Toрговаться меня еще батюшка покойный научил. ? уж он так цены ломал, что только за головы хватались и по миру шли.
– Так ведь почетно же… – тут же принялся юлить как змея под рогатиной Климек. И глаза у него забегали.
Ой задешево меня купить вздумали! Так дела точно не делаются!
– А с почетом своим сами в старосты идите. Можете хоть жребий бросать, который из двенадцати для того сгодится.