Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
Ректор с деканом переглянулись – и у обоих в глазах удивление, хотя и ожидали они подобных откровений от магистра Кржевского. Знали они, с кем Здимиру Амброзиевичу приходилось расплачиваться.
– И ты, гляжу, тоже памятливый, княжич Свирский. С первого взгляда понял, чья вещица, верно?
Кивнул Юлиуш да плечами передернул, будто насекомое ядовитое с себя согнать пытался.
– Понял, потому и… – произнес хрипло Свирский.
Покачал головой Казимир Габрисович. А ведь молод он до крайности – наследник Свирских, двадцать
– А ты особливо не переживай, княжич. Тут, в стенах Академии, никто тебя не трoнет. И заставить тебя выйти никто не может.
Улыбнулся Свирский, вот только видно было – не особливо и верят.
– Коли по?адобится, меня отсюда выволокут, - буркнул княжич и взгляд отвел.
Усмехнулся тут магистр Кржевский зловеще.
– А пусть спервоначала попробуют – а там поглядим.
Соседушке моей во время трапезы обеденной послание из дома родного принесли, на бумаге тонкой написанное, да еще и печатью князя Воронецкого запечатанное. Прочла Радка письмецо и лицом почернела, что туча грозовая. Мне тут же не по себе стало.
– Да что такое стряслось-то? – спрашиваю да подругу за плечо трясу.
Сперва молчала соседушка моя, а потом встрепенулась, на меня глянула.
– К себе пойдем – там расскажу, - с трудом выдавила Радомила да улыбнуться попыталась. Вышла ухмылка кривоватая, совсем уж нерадостная.
А румянец-то с щек исчез, будто и не было его никогда. Посерела лицом княжна Воронецкая в миг единый.
Тут уж я совсем испужалась. Радка – она же не из тех панночек, что без чувств по любому поводу падают. Значит, что-то серьезное стряслось.
Когда к себе мы ушли, спервоначала соседушка дверь прикрыла, а только опосля того заговорила. И голос у нее то и дело дрожал.
– Батюшка мне отписал. Он… Навроде как… Навроде как, может он меня и за Свирского отдать.
Рассказывает мне то Радомила, а сама как осиновый лист трясется. Поди не от счастья на голову упавшего. Может, князь Воpонецкий и сменил гнев на милость и Свирского уже в женихах дочери родной видит,только Радке рыжий прохвост все ж таки не по сердцу.
– А отказаться… – пробормотала я, не зная, чем подругу утешать.
Глянула на меня подруженька исподлобья, а в глазах насмешка пополам с тоской лютой.
– Везет тебе, Элька, ты купчиха, о вещах таких и не думаешь. А я… Я шляхтенка, у нас по любви не женятся, все с расчетом – и только. И ежели готов отец меня Свирскому отдать, значит…
Значит, это не Радку за Юлиуша Свирского замуж выдают, это Свирские с Воронецкими союз заключают. И если так,то… то дурно все оборачивается. Очень дурно.
Свирские сильны и у самого трона стоят, а Воронецкие – они ещё и посильней Свирских будут. Неможно Радомиле за княжича Свирского идти! Никак неможно! Не позволят такое двум родам столь
От догадки не по себе стало.
– Радка, а не тебя ли тогда на приеме убить хотели?
– спрашиваю я, а сама ужасаюсь словам собственным.
Неужели…
?бмерла Радомила, бледней смерти стала.
– Ежели дознались… про то, что снова меня с княжичем сговаривают…
И тут как смех меня разобрал, да громкий такой, заливистый! ?, главное, остановиться-то и не могу!
– Ты это чего? – ошалело подруженька спрашивает.
Успокоилась я, продышалась немного и говорю:
– Да вот хотя бы понятно, с чего вокруг Свирский мелким бесом увивается. А я уже бояться начала, что и в самом деле княжич неуемный по мне сохнет. Ажно на сердце полегчало.
Тут уж обомлела Радка, поди не этих слов ждала от меня.
– И не злишься ты на него?
– спросила она у меня.
– Все ж таки голову дурит, про глупости всякие говорит.
Пожала я плечами. Ну навроде и должна была я гневаться на шляхтича беспутного, а только все одно не выходило. Хоть знаю теперь, что за блажь на принцева друга нашла.
– На него я уж столько раз сердилась, что одним разом больше, одним меньше… – рукой я махнула. – Ну,и так было понятно, что не влюбился он в меня. Не пара мы друг другу.
Внутри, конечно, червячок досады грыз. Какой бы девице не хотелось, чтобы по ней парни сохли? Мне вот навроде и думалось, что не трогают сердце мое все эти глупости… А все-таки надобно ещё раз-другой сглазить Свирскoго. Тогда, глядишь,и успокоюсь.
– Ну… – вздохнула Радомила и в глаза мне глянула.
– Ты если что, не думай, будто я за спиной со Свирским тебе голову дурила. Я до батюшкиного письма и не ведала, что oно вон как обернулось.
Уж в Радке-то я не сомневалась. Верила я подруженьке.
Опосля беседы с ректором и некромантами подумал Юлек, подумал, да опять же в общежитие к себе не пошел. Направил стопы свои он в самое глухое место кампуса, где обретались маги смерти будущие. И ведь знал, что вряд ли разговор с Лихновскими заладится, а только надобно было попробовать.
Кастелянша при входе шляхтича недобрым взглядом наградила.
– Явился, аспид бессовестный! Всех девок перепортил в Академии, решил и до наших добраться?!
Состроил княжич мину умильную да на привратницу строгую поглядел.
– Да что вы такое говорите? Чтобы я сюда – и развратничать пришел?
Не поверила кастелянша гостю незваному.
– А зачем тебе еще являться, змеиное семя?! Будто за другим ходишь!
Махнул рукой Свирский да принялся выспрашивать, где же панна Лихновская и тетка ее обретаются. Упиралась сперва старуха вредная, да и не таким Юлек зубы заговаривал.
Как поднялся на нужный этаж шляхтич, так тут же в голове зазвенело – сила темная вокруг бурлила. Стало быть, злится кто-то. Не сама ли панна Эльжбета ярится? Хорошо бы не на него гневалась.