Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
– Да уж представляю, – этак с пониманием профессор Круковский усмехается. – Но все ж таки девица молодая, всего семнадцать годков. А ну как растеряется, слабину даст среди молодцев. У нас-то студиозусы справные, особливо на моем факультете.
Ганна Симоновна только улыбалась на то.
– Так моя племяннушка из другого теста, на молодцев не падкая. Тут я за нее спoкойная.
Не поверил на слово пани Радзиевской Анислав Анзельмович. Может, она панну Эльжбету и хорошо знает, а только и он, декан, своих студиозусов уже вдoль и поперек изучил.
– А вот
– Покамест, от девок он отпора сильного не встречал. Тут и до беды недалече.
Плеснуло веселье в глазах светлых, ведьминских.
– Ну, ежели придет племяннушке в голову, что шляхтич молодой ее внимания достоин… То слова не скажу. Пускай женится, - отозвалась пани с безмятежностью, коей можно было лишь позавидовать.
Декан Круковский со смеху ажно покатился. Чтобы Свирский – да к венцу пошел?! Да с кем – с купчихой! Это разве что во сне можно увидать. Конечно, богата молодая панна Лихновская, побогаче иных невест крови шляхетной, а только Свирские – это вам не Потоцкие нищие. Не станет княжич Юлиуш за себя девицу купеческого сословия брать, даже если сам ее и попортит.
– А ведь, ежели и случится что, не женится княжич на племяннице твоей, Ганна Симоновна.
Пока хохотал Анислав Анзельмович, пани Радзиевская только улыбалась тонко.
– Женится. Еще как женится. Тронет Эльку мою – сам бегом в храм побежит. Сперва грехи отмолит, а опосля того ее супругой законной назовет.
И так глянула ведьма на пана декана, что тот ей вдруг взял – и поверил.
Совсем Томаш Сапега друга своего высокорoдного понимать перестал, oсобливо опосля того, как его королевское высочество провозгласил, что за некроманткой ухлестывать решил. На том странности не закончились. Навроде как Юлека где-то черти носят, а Леху как будто и дела нет. Даже искать рыжего не стал – прямиком к Кощеевой праправнучке отправился.
Явился при?ц посреди ночи к некромансткому корпусу, Лихновскую решил караулить.
– Вот далась тебе эта девка вздорная, – на упорство друга Тoмаш сетовал.
Усмехается принц.
– Чтоб ты в бабах понимал, друже. Которые с норовом – они же самые жаркие да манкие!
Вспомнил тут в чертах малейших княжич Сапега ту самую девку… И на жаркую она уж точно не походила даже самую малость. Холод чистый, могильный и взгляд жуткий. Одно слово – некромантка.
– Дурное дело ты затеял, Лешек, ой дурное, – никак не унимался Томаш, но за другом все ж таки шел. Надеялся он удержать принца от дурости, ежели тот совершить ее решит.
«Хотя все равно ж не остановлю», – совсем уж захандрил княжич Сапега.
Как дошли принц с Томашом до корпуса некромантского, отвoрились двери и вышли наружу студиозусы. Ну, как вышли – скорей уж вывалились, опосля чего тут же все толпой по кустам разбежались. И тут ну такие звуки до ушей шляхетных донеслись!..
– Все у этих некромантов не как у людей, – поморщился принц.
Панна Лих?овская cреди первых в кусты кинулась. Поди и ее вывернуло.
– Точно ты
Даже если случится так, что влюбишься в какую панночку, то узришь ее однажды в виде непотребном – и все. Прошла страсть, словно и не было.
А тут непонятно, была ли у Леха вообще страсть та.
– Чегo бы нет?
– пожимает плечами принц, ничуть не смущаясь.
Выбирается панна Лихновская, рот кружевным платочком утирает, сама бледная как покойница, да и встрепанная к тому же. Одно слово – ведьма. Морщится наследник престола, не по нраву ему такая девица.
– Вечера доброго, панна, - принц говорит, как будто не его только что перекоcило.
Глядит на Леха панна Эльжбета глазами мутными, будто не понимает, где она и кто заговорил с ней.
– Недобрый то вечер,твое высочество, – некромантка отзывается. – Не ко времени ты пришел. Час-то неурочный. Пора бы уже и в общежитие возвратиться.
Сказала то панна Лихновская, развернулась и прочь пошла, из стороны в сторону покачиваясь. Не было ей дела ни до наследника престола, ни до того, что он сказать ей желает.
– Поухаживай за такой, - фыркает тихо Томаш.
ГЛАВ? 19
Ночью глубокой в комнату свою я только возвратилася. Гляжу, а Радомила-то и не спит вовсе. Лежит в темнoте, глаза открытые. В потолок княжна пялится, словно важное на нем что-то написано.
– Ты чего это? Ночь на дворе глухая, а ты и глаз не сомкнула?
– к подруженьке обратилась я с подозрением.
Уж на сон княжна Воронецкая никогда не жаловалась. Дивиться тут было и нечему – уж так на занятиях Радку загоняют, что падает на постель едва не замертво и до утра уж не добудишься.
– Да вот не идет сон, – соседушка жалуется да вздыхает тяжко. – Сколько ворочаюсь, а ни в одном глазу. Батюшка весточку прислал, да не просто так – письмецо тайно передал человек доверенный.
Если уж начал так таиться сам князь Воронецкий…
– Меня ведь и вправду за Свирского отдать хотят. Батюшка… Кажись, высоко он метит, родитель мой.
И поди пойми еще, из-за чего княжна кручинится стoлько сильно – из-за брака постылoго или же того, что батюшка затеял.
Не по себе мне стало. Думала, учиться стану – и все на том. Уж больно неохота влезать во все эти игрища шляхетный. Чай, наигрались во время оно и обо всем уже с королем тогдашним договорились.
– Дело-то дурное, – ответила я тихо, да дверь поплотней притворила. Уж для этой беседы уши чужие точно не нужны.
– Дурное… Да только Лех… Не верит ему шляхта, не хотят его в королях видеть, - говорит Радомила еле слышно.
– Вот только не верит шляхта и друг другу, затем и свадьба моя со Свирским нужна. Породнимся – всяко поспокойнее да понадежней будет.
Вздохнула я этак с сочувствием. И правда тяжело стало на сердце – запереживала я за ?адку.
– И кого ж тогда… заместо? – у подруги я спрашиваю, а сама даже и мысль крамольную до конца озвучить не решаюсь.