Паноптикум
Шрифт:
Особые слова благодарности хочется сказать в связи с появлением новых автобусных павильонов, которые ни от ветра, ни от дождя не защищают, зато легки и миниатюрны, так что в часы пик не вмещают и половины стоящего на остановках народа. Интересно, сколько денег вбухано в этот креативный проект и кто его автор? И надо полагать, что отсутствие одного бокового стекла в кабинках – это особый творческий ход, так сказать, творческая задумка проектировщиков? Глубина дизайнерской мысли так потрясла стекловчан, что некоторые из них называют эти остановки одним нехорошим, плохо пахнущим словом. Напечатать его автор не решился. Его и так все знают.
Многого, к чему привыкли горожане, живущие, например, в центре Стеклова, нет в пятом микрорайоне. Нет ни
В Пятом, в подъезде многоэтажки, имеется трогательное в своей убогости почтовое отделение, в которое войти боязно. Описывать его красоты смысла не имеет. В нем службе санэпиднадзора, а также пожарникам и другим ведомствам впору экскурсии устраивать. Только представители этих служб на почту в дом № 12 вряд ли заходят. У них есть дела важнее.
Как часто слышим мы в эфире охи и ахи репортерской команды местной телекомпании по поводу неописуемых красот центральных районов Стеклова, его фонтанов и скверов, его отремонтированных жилых кварталов! А если случается, что подгулявшая молодежь устраивает в каком-нибудь фонтане отделение химчистки, а около него несанкционированную закусочную, тогда негодованию журналистской братии просто нет предела. А знаете, господа журналисты, что хочется сказать вам в ответ на ваш ханжеский вой? Ответ очень прост: наша молодежь берет пример с тех, кого вы защищаете, то есть с руководителей города.
Будет ли молодой человек, который изо дня в день видит грязный подъезд родной многоэтажки, разбитую дорогу у дома, неубранную помойку под окнами, двор, заставленный автомобилями, уважать городскую власть? И достойна ли такая власть уважения? Ведь именно она, эта власть, придумала такой гениальный способ пополнения казны, как взимание платы за уборку придомовой территории, лифт и освещение с квадратного метра, а не с самого человека. И куда, в какую черную дыру уходят эти немалые деньги? Это ныне существующая в Стеклове власть превратила пятый микрорайон в одну сплошную помойку и автопарк под открытым небом, а еще нагло кичится своими «успехами» в деле освоения бюджетных средств. Где оно, обещанное городской администрацией благоустройство пятого микрорайона? На дне пруда, который начал зарастать прежде, чем его закончили чистить? Отвечать на эти вопросы наша администрация не будет. Кому же охота изобличать самого себя!»
Прочитав статью, Алексей Никодимович первым делом нецензурно выругался в адрес автора, некоей Корельской. К мерзкому пасквилю под красноречивым названием «В цейтноте» прилагалось несколько фотопейзажей с видами переполненной помойки, разбитых дорог и тротуаров, а также стаи голодных бродячих псов на детской площадке.
Алексей Никодимович давно привык, что «Патриотический вестник» с маниакальной настойчивостью копается в его исподнем. Но делалось это как-то вяло и нудно. С появлением фельетонов этой Корельской народ словно сошел с ума, – весь тираж расходился за считанные часы. Надо было что-то срочно предпринимать, но что? Если бы знать, кто такая эта Корельская. Да как узнаешь? «Ну да ладно, черт с ней, с ведьмой этой, – подумал мэр. – Потом я с этим разберусь. А сейчас самое важное – ветеран». Алексей Никодимович вздохнул и принялся набирать номер старика Царева.
Глава третья
Неожиданные новости
На окраине Стеклова, в уютном домике, крытом еще довоенной дранкой, жила с дочкой и стариками родителями Светлана Викторовна Куршакова, корректор районной газеты. Она любила возвращаться домой пешком, благо было не очень долго идти. Холодный ноябрьский вечер тихо опускался на город, уже припорошенный первыми снегопадами,
С одной стороны наступал на нее Шитов. Принес ей изумительную абракадабру о деятельности инвесторов в Стеклове. Русские буквы в страхе убежали от автора, освободив место латинице и еще странным каким-то сочетаниям на европейских языках, среди которых на правах бедного родственника помещалась русская речь.
– А иностранцы, особенно англичане, так и шастают по Стеклову, так и шастают! – попробовала пошутить Светлана Викторовна, но Шитов ее не понял. Он переминался с ноги на ногу, шумно сопел и требовал внести минимум правки, упирая на то, что город захлестнули западные инвестиции.
Отбившись кое-как от англомана, Светлана Викторовна приступила к рукописи Сергея Ивановича, который компьютером не владел, писал замысловато, к тому же мелко и с множеством сносок. Он, наоборот, радел за исконность и чистоту родной речи, что больше раздражало, чем шитовские наскоки. Сергей Иванович полагал, что русский язык окружили недруги, из ненависти унавозившие его словесными отбросами. Светлана Викторовна пробовала иногда и с ним дискутировать, разъясняя, что иностранные интервенции существовали в языке всегда и что они больше полезны, чем вредны. «Я не понимаю, Светлана Викторовна, – негодовал Сергей Иванович, – вы что же, полагаете, что наш язык выгребная яма? И куда это делись слова, которые были известны нашим предкам? Я слушаю новости и ничего не понимаю». – «Представьте себе, и я многого не понимаю, – отвечала обычно Светлана Викторовна. – Ну и что? Нельзя же запретить интернет. Зачем вы так волнуетесь? Да освойте хотя бы вордовские программы, ведь это несложно. Польза будет и вам, и мне». Сергей Иванович, понимая, на что его подбивают, убегал из кабинета.
Оба они – и Шитов, и Сергей Иванович – настолько гениально были одарены, каждый по-своему, что Светлана Викторовна перестала с ними спорить.
«И откуда только они взялись на мою голову, все эти академики словесности, пыльным мешком прибитые, – с раздражением думала она, вспоминая сегодняшний случай, когда Лариса Дмитриевна спросила у нее, можно ли работников клуба назвать клубниками. – Да называй ты их как хочешь, только отстань от меня!» Вслух она ответила, что такой вариант не характерен для русского словообразования, а для верности показала сомневающейся Ларисе Дмитриевне толковый словарь. Но та все же осталась при своем мнении. Светлана Викторовна, спровадив ее, облегченно выдохнула. Боже мой, и так каждый день!
С такими мыслями подходила она к своему старенькому дому под сенью кленов и тонких рябин, склонившихся под грузом красных гроздьев к самым окнам. Дома уже ждали ее, и начищенный до блеска чайник свистел на плите, и дочка тащила за лапу плюшевого мишку, выбежав в коридор, как только услышала звук открывающейся двери.
Перед ужином Светлана Викторовна выкинула из головы все ненужное и бессмысленное, все то, что окружало ее в редакции. Но одна новость заинтересовала ее, – готовится выпуск к Дню освобождения города, и вроде бы Буденич уже подготовил очерк про ветерана, видевшего наступление советских дивизий и бегство немцев. «Интересно, где они его нашли?» – думала Светлана Викторовна. Столько лет не было сведений об оставшихся в живых ветеранах-стекловчанах, и вот на тебе! На днях она встретится с Ливановым, редактором «Патриотического вестника», и расскажет ему об этом. Светлана Викторовна отлично знала, что Буденич и Ливанов симпатизируют друг другу, хотя на людях этого не показывают. Они университетские товарищи, к тому же оба мэра недолюбливают. И в общем-то нечего им делить. Марк Ливанов после окончания университета приехал в Стеклов, поселился в деревенском доме на берегу местной сонной речушки и поначалу зажил размеренной жизнью сельского барина. Но жизнь, подобная постной каше, вскоре ему опостылела. Он с несколькими закадычными друзьями и при поддержке известного в Стеклове предпринимателя основал газету. Как-то Светлана Викторовна спросила его шутки ради: