Пансионат "Уютный дом". Побег
Шрифт:
— Андрей, он, знаешь, такой…военный. Всех пытается защитить, сберечь. Иногда он очень строго выглядит, словно генерал на параде! А иногда шкодит, словно маленький. Это папа так сказал недавно. Папа даже если нас журит, то по-доброму. А Андрей, он уже совсем взрослый! Женился недавно, вот ребеночек скоро у них роится. Представляешь, я тетей буду!
Ветер усилился. Аня убрала медальон под платье и теснее прижалась к внимательно слушающему ее рассказ псу.
— А знаешь, я.…я убежать отсюда хочу. Потому что не мог отец меня сюда отправить,
Пес повернул голову в ее сторону и ободряюще боднул слишком разговорчивую пансионерку в плечо. Или предупреждающе? Аня поспешно огляделась.
Толстый черный жук сосредоточенно переползал тропинку. Больше никого видно не было.
Но пансионат «Уютный дом» не то место, где можно верить тому, что видишь. Аня не решилась продолжать тему побега и погладила мохнатого собеседника между ушами.
— Посидишь со мной еще немного? — попросила она. Пес неопределенно дернул левым ухом.
Капля дождя упала прямо на черный нос. Животное недовольно мотнуло головой, тут же поймав еще несколько капель. Анна с сожалением встала, фыркающий зверь поднялся следом. В голову прокралась глупая мысль, что здесь даже погода против нее…
— Не судьба. Хотя… Ты где живешь-то? Есть у тебя свое место? Может, я тебя во флигеле за бочкой спрячу? Ты, конечно, большой, но худой очень, так что должен поместиться. Там парни иногда спиртное складывают, никто их заначку еще не находил. И откуда они только умудряются здесь вино доставать?
Пес остановился. Аня присела, погладила его по спине.
— Пойдем в тепло? Хочешь, я рядом посижу, чтоб тебя никто не обидел?
Зверь оскалился, показывая, что он сам обидит кого хочешь.
— Пойдем, мохнатый. Кстати, давай тебе имя придумаем? Будешь Пушком? Или… Тяпкой? Или… Хочешь, просто…ну, Федей, например, буду звать?
К Феде зверь отнесся благосклонно. Но к жилому флигелю за Аней не пошел. Лизнул ей на прощанье руку и быстрыми прыжками скрылся в лесу. Девушка простояла несколько минут на тропинке в ожидании возвращения пса, но не дождалась и отправилась дальше одна.
Дождь усилился. Из-за набежавших на небо туч потемнело. Мокрая тропинка вилась под ногами коварной змеей. Лет десять назад Аня прыгала бы от восторга, представляя, что она в сказке. Сейчас ей казалось, что она попала в старую мрачную легенду, одну из тех, что рассказывают непослушным детям мамки-няньки, страша своих чад мрачной и кровавой развязкой.
Но пока что тропинка привела ее, как и положено, к жилому флигелю.
В прихожей сидела Ева, что-то сосредоточенно зарисовывающая в тетрадь, и внимательно за ней наблюдающий Тирхей. Аня поднялась в свою комнату, взяла письменные принадлежности и направилась в Корпус на историю законов. После памятного разговора с Крысой, она боялась пропускать занятия.
Наставница Ирина выглядела немного бледнее обычного, и только. Фома, усевшийся на этот раз рядом с Аней, прокомментировал ее опоздание так:
— Говорят,
Графиня Белина не тряслась. Сухим, безэмоциональным голосом она зачитывала выдержки из законодательных актов трехсотлетней давности и требовала от воспитанников высказывать собственное мнение о положительном или отрицательном значении того или иного указа. Вредина как обычно ерничала, Перо и Матвей отвечали серьезно и вдумчиво, остальные мямлили нечто непонятное. Пару раз Аня по примеру других высказала в ответ на заданный ей вопрос некий винегрет из довольно размытых, бессмысленных фраз, на том от нее отстали.
Музыкальный класс в этот день отменили и, предоставленные самим себе, воспитанники, записанные в третью группу, разбрелись по пансионату. Бер по обычаю поспешила в библиотеку.
Но ее не пустили. Наставник Олег, сложив руки на выпирающем животе, строго заявил, что Михей Львов болен и исполнять свои обязанности не в состоянии, а, значит, библиотека пока для посетителей закрыта. Аня попыталась узнать, когда и где его можно навестить, но ей это категорически запретили и, взяв за плечо толстыми пальцами-сосисками, самолично вывели на улицу.
Сколько не стучалась девушка в дверь лекарского флигеля, ей так никто и не открыл.
Аня, движимая беспокойством и дурными предчувствиями, несколько раз обошла пансионат кругом. Попыталась отыскать Федю, но даже следов собачьих лап нигде не нашла. В очередной раз проходя мимо построенного недавно амбара, она вдруг услышала конское ржание. Девушка посмотрела на конюха, флиртующего у входа в служебный флигель с какой-то служанкой, и поняла, что к своим подопечным оный не торопится. Анна прошмыгнула в конюшню.
На стук двери обернулись четыре головы: два гиленских коня, запрягаемых в карету, два обычных, тягловых. Гиленские следили за ней лениво, они явно были сыты и довольны, наверно с ленивого конюха за них спрашивали особо, а вот тягловые беспокойно ржали. Аня взяла из стоявшего у входа ведра с овощами четыре морковки и по очереди попыталась скормить каждому из присутствующих по одной. Деревенские лошадки скушали дар с большим аппетитом, породистые же отнеслись к незнакомке подозрительно. Тот, который находился в стойле справа от Ани вообще на морковь зашипел, словно был не конем, а кошкой. Девушка испуганно попятилась.
Заскрипела, открываясь, дверь.
Аня юркнула в стойло одной из беспородных лошадок, и спряталась в дальний угол, затаив дыхание. Видно отсюда ничего не было, но зато, возможно, и ее не заметят…
Цоканье женских каблуков, твердый мужской шаг.
— Нож взял?
— Да. Сколько крови-то надо?
— На чарке линия проведена. Как нацедишь, можешь закрывать вену.
Испуганное ржание продолжалось недолго: ровно до первого удара хлыстом. Около минуты Ане пришлось слушать тихий совсем не лошадиный скулеж, потом возобновился разговор.