Папа есть, нужна Любовь

Любимая Татьяна

— Ты чего притихла, Тась?

Обычно она болтает без умолку, рассказывая все, что произошло в садике, с кем она играла, что видела, ела и пила. И конечно же — сколько добрых дел сделала.

— От тебя пахнет вкусненько, — вдруг выдает.

— Туалетной водой же. Я еще утром брызгался.

— Не-ет. Это длугой запах.

Женские духи! Одежда пропахла девушкой из лифта.

— Нравится?

— Нлавится.

И мне нравится. Я эту рубашку стирать теперь не буду.

— От тети из палка так же пахло.

Ты

смотри, столько дней прошло, а она помнит запах.

— Ты сделал холошее дело и тебя еще поблызгали? — собрав бровки домиком, заглядывает в глаза.

— Можно и так сказать. А у тебя сколько было хороших дел? — перевожу тему, пока Таська не стала выспрашивать подробности что и как я делал с обладательницей вкусных духов.

— Я отдала Вадику котлету, это пелвое доблое дело, — начала перечислять, загибая пальчик.

— Стоп, почему сама котлету не съела?

— Вадик свою улонил, а с пола подбилать нельзя.

— Надо было сказать Ирине Васильевне, она дала бы ему другую.

— Нет, папа! У Илины Васильевны все посчитано! Лишних котлет нет.

— Но ты осталась без котлеты, а значит — голодная.

— Вадик отдал мне свой компот.

— По-моему, это несправедливый обмен.

— Сплаведливый. Потому что я нечаянно толкнула Вадика, — шепчет мне в ухо, — и он котлету улонил. Я виновата…

— Баловалась за столом, да?

— Я чуть-чуть, — виновато поджимает губки. — Не буду больше.

— Хорошо. Еще добрые дела были?

— Были, — оживляется. — Мы с Алиной нашли божью коловку. Она в песочнице валялась на спинке и ножками длыгала. Желтенькая, с челными пятнышками. Мы ее на тлавку пеленесли.

— Молодцы. Это доброе дело.

— А еще Илина Васильевна дала мне леечку, и я цветочки поливала. Только цветочки еще не вылосли. Одни листики.

— Ты моя умница, — чмокаю ее в пухлую щечку. — Аж три добрых дела за день.

— Да. Поэтому… — Таська вращает глазами, придумывая, что бы выпросить за свои добрые дела. Я разбаловал ее поощрениями. — Моложеное хочу. Тли штуки, — растопыривает передо мной пальчики, показывая все пять.

— А не лопнешь, деточка? От трех штук-то?

— Неа, — машет головой. Хвост бьет меня по лицу.

— Тогда… как насчет мороженого в шариках с разными вкусами?

— Идет! Едем в палк!

Догадываюсь, почему именно в парк. Тася надеется встретить там ту тетю, что подарила ей заколку и духи которой она учуяла на моей рубашке.

Я бы и сам очень хотел ее там встретить.

— Парк уже закрыт, доча. Поздно. Могу предложить только кафе-мороженое.

— Тогда едем в кафе-моложеное, — вздыхает. — А в палк пойдем в субботу, да? Доблые дела делать.

— Обязательно!

Глава 12

Домой приходим поздно, Тася принимает ванну, зевает, вяло играясь с пеной и уточками.

Помогаю ей помыть

голову, а потом у нас почти час ада — расчесать ее густые непослушные волосы. Дочь то пищит, то верещит, нервы мои тоньше ее волосинок, я все чаще поглядываю в сторону шкафа, там на верхней полке лежат ножницы. Лишь память о Тасиной маме и ее шикарных волосах останавливает меня от кардинальных мер. Я фанател от волос Виты, они у нее были мягкие, блестящие, чистый шелк.

«Что ты с ними делала, любимая, что они у тебя были такими?» — мысленно обращаюсь к ней.

Кое-как справляюсь с тяжелой копной, укладываю дочку спать, традиционно с чтением сказок.

Она выбирает «Теремок», но засыпает быстро, я даже не успел перевернуть страницу.

Поцеловав кроху в лобик, оставляю ночник и тихо выхожу из детской.

Кручу в руках телефон, гадая поздно или нет звонить Мариванне. Она мне нужна позарез, поэтому простите, няня, за столько поздний звонок. Считайте это производственной необходимостью.

Те няни, что приходили от агентства, нам, точнее Таське, не подошли. А мне нужна помощь. Вот как сегодня — забрать вовремя из садика, занять ненадолго.

Набираю.

Мариванна отвечает на звонок после нескольких гудков.

— Здравствуйте, Тимур Александрович, — ласково.

У нас с ней были отличные отношения. Практически родственные.

— Добрый вечер, Мария Ивановна. Не спите еще?

— Нет-нет, мы поздние пташки, — чувствую, улыбается.

— Как вы поживаете? Как здоровье? — захожу издалека.

— Все хорошо. Скучаю по вам и Таечке безумно. Как вы, как дочка?

— Тая уже спит. Мария Ивановна, мы тоже по вам очень — очень скучаем. Особенно Тася. Она после вас никого другого не принимает. Я пытаюсь найти ей няню, никто не подходит. Мария Ивановна, переезжайте к нам, а? — добавляю интонации просящие нотки.

— Да куда ж я поеду, Тимур Александрович? У меня тут мужчинка, да и стара я уже для переездов.

— Вы все же не отказывайтесь, подумайте. Мужчинку и тут найти можно. Вы нам с Таськой нужны очень. Я зарплату подниму, квартиру рядом с нами сниму, а свою вы в аренду сдать можете. Хотите, приезжайте со своим мужчиной. Он же разрешит вам иногда заниматься с Тасей?

Чем еще соблазнить? Я бы уже согласился!

— Вы что, Тимур Александрович! У Николая тут дача, куда он поедет. Да и глухой он у меня. Пока объясню что куда зачем, проще застрелиться, — смеется. — Да, Николай? — весело кричит в трубку.

— А? — отвечает ей мужской бас издалека.

— Вот, слышите?

— Слышу. Но может все-таки как-нибудь… Давайте слуховой аппарат ему купим, что ли?

— Вы что такое удумали, Тимур Александрович! Еще не хватало на чужого мужика деньги тратить. Обойдется он. Да и привыкла я к его глухоте. Можно его ругать на чем счет стоит, а он только улыбается. Чудо, а не мужик, — хихикает.