Папина дочка

Салах Алайна

Если мне больше не интересен Александр, то и его предложение выпить кофе по возвращению – тоже. У меня без этого будет полно дел: сходить с мамой на новую постановку «Щелкунчика», встретиться с Майей и Аделиной, записать подкаст о трендах предстоящего года, поучаствовать в марафоне «Визуализация мечты» и прочитать оставшиеся четыре книги из списка летних каникул. Через неделю я и думать забуду о нём.

Просто подумать – сложнее сделать. Стоит только Александру появиться на террасе, где мы с родителями завтракаем,

сердце снова трепыхается, как пойманный в силки воробьишка. Уж слишком к лицу ему этот ансамбль из парусиновых шорт и рубашки, и очень уж стильно и брутально он выглядит с лёгкой небритостью на щеках.

Заметив, что Александр идёт к нашему столу, я плотнее надвигаю на глаза очки и углубляюсь в телефон, делая вид, что занята перепиской.

Открываю первое попавшееся диалоговое окно и торопливо печатаю: «Мне всё равно, мне всё равно, мне всё равно, мне всё равно. Сарафан в цветах — это отстой. Крупный горох тоже».

— Доброе утро! — тем временем разносится над столом.

Я крепче сжимаю корпус смартфона. Пальцы порхают на клавиатуре с удвоенной скоростью: «Клэр. Клэр. Клэр. Дурацкое имя».

— Лина, ты чем там так увлеклась? — доносится сквозь громкий бой сердца голос папы. — Поздороваться не хочешь?

Я быстро поднимаю глаза и, мазнув ими по подбородку Александра, роняю равнодушное «здравствуйте». И, чтобы не приводить в замешательство родителей, добавляю:

— Прошу прощения, у меня очень важный разговор.

«Людям удобно общаться не с теми, кто с ними одного возраста, а с теми, кто близок им по ценностям. Странно, что ты, такой взрослый и умный, об этом знаешь!!!»

Я слышу, как Александр обменивается парой дежурных фраз с родителями и желает всем хорошего дня.

Когда он уходит, я наконец перестаю отчаянно печатать и разглядываю своё отражение в погасшем экране. Симпатичное, но сильно расстроенное.

— Каролина, с тобой всё в порядке? — мамина рука участливо ложится на моё колено. — Что у тебя за переговоры такие, если ты ничего вокруг не слышишь?

Продолжая смотреть перед собой, я через силу выдавливаю:

— Кое-что срочное по учёбе.

Дзынь!

Я машинально перевожу взгляд на телефон и накрываю рот ладонью в неверии. Пришло сообщение от Леона.

«Лина, у тебя всё в порядке?»

Кажется, я окончательно утратила контроль над разумом, если отправила ему весь тот бред, что только что напечатала.

После обеда я, оставив телефон в номере, иду гулять по пляжу в надежде на то, что шум волн и мокрый песок сумеют немного погасить хаос, творящийся внутри. В одну минуту мне хочется раз и навсегда вырезать из памяти любое воспоминание об Александре, включая любимый момент с туберозами; в другой — экстренно зашагать на северную часть пляжа, разыскать его и извиниться за вчерашнюю вспышку, выразив надежду, что приглашение на кофе остаётся в силе.

Последнего я, разумеется,

делать не буду. Как бы сильно меня к нему ни тянуло, если его выбор — Клэр, пусть с ней и остаётся. Как-нибудь переживу.

Шмыгнув носом, я дырявлю песок большими пальцами до тех пор, пока они полностью не исчезают.

Неужели это и есть та самая любовь, о которой все говорят? Очень сомнительное чувство. В один миг способно вознести тебя к небесам, заставив порхать с облака на облако, а в другой — с размаху шмякает о землю, да так сильно, что носом идёт кровь.

— Каролина!!!

Откинув с лица упавшие волосы, я оборачиваюсь. Навстречу спешит Марк. Льняная рубашка полностью расстегнута, обнажая загорелый торс; шорты симпатично болтаются чуть ниже талии; ноги босые.

— Привет. — Я пытаюсь улыбнуться, но выходит слабо. — Куда торопишься?

— К тебе, — остановившись в полуметре, он щурится от солнца. — Увидел, что ты гуляешь, и решил подойти. Мы завтра с утра уезжаем.

Пусть это уже не новость, но становится ещё тоскливее. Марк нравится мне. И, если бы обстоятельства сложились немного иначе, я могла бы с ним дружить.

— Тогда желаю вам счастливого полёта. Хочу поблагодарить тебя за тренировки и твоё терпение. Ты научил неспортивную девушку вставать на доску. Это достойно медали.

— Тебя было приятно учить, — улыбка Марка весёлая и грустная одновременно. — Не хочешь сходить на ужин в японский ресторан? Ты, я и много-много суши.

— Я сегодня не в духе и вряд ли смогу быть хорошей компанией, — я ласково трогаю его плечо. — Не обижайся, пожалуйста, ладно?

— Ладно. — Всё ещё улыбаясь, он опускает на глаза солнечные очки. — Если захочешь встретиться дома — пиши. Я буду рад.

Кивнув, я машу ему рукой на прощанье и продолжаю вдоль кромки воды. Нос щекочет от подступающих слёз, в груди тяжело-тяжело. Кажется, будто подходят к концу самые лучшие дни моей жизни.

На ужин с родителями я решаю не идти, сославшись на то, что плотно поела в обед, и остаюсь лежать в номере.

По телевизору идёт какое-то кулинарное шоу на французском, на коленях лежит раскрытая книга, в руке зажат телефон, но ни на чём не выходит сосредоточиться. Перед глазами, как приклеенная, застыла картина того, как Александр, восхищённо глядя в глаза Клэр, целует ей руку.

Почему фантазия подкидывает мне именно этот кадр, не имею ни малейшего понятия. Думаю, они могут заниматься чем-то гораздо более смелым: например, купаться голыми в океане или целоваться, лёжа на песке.

Не выдержав мучительного натиска воображения, я вскакиваю с кровати, втискиваю ноги в сланцы и спускаюсь в лобби за ромашковым чаем. Ещё одной бессонной ночи мне не выдержать, тем более что завтра в качестве реабилитации меня ждёт длительная терапия шоппингом. Курортная капсула сама себя не составит.