Папина жизнь

Хилл Дэйв

Ребята развлекались, швыряя в море гальку. Я раскрыл сумку с едой: у нас были подсохшие бутерброды с сыром, подгнившие яблоки и подтаявшее «Экономичное» шоколадное печенье. Я сидел в тени, вытянув ноги, и наблюдал, как дети едят и играют. Впервые с того момента, как я остался с ними один, у меня появилась мысль, что больше так не выдержу. Совершенно невозможное раньше теперь казалось правдой: в Далвиче детям было бы лучше. Дайлис и этот мудак Крис обеспечили бы им нормальную жизнь. Я бы виделся с ними, скажем, через выходные, как большинство брошенных отцов. Меня от такого тошнит, но дети-то наверняка свыклись

бы. Ну что они потеряют, в конце-то концов?

— Пап. Мне не нравится этот пикник, — сказал Джед.

— Ясно. Мне тоже не очень. Но можем тогда попробовать поймать и съесть чайку. — Джед не засмеялся. — Ладно, — вздохнул я, — пойдем, купим чипсов.

Глория помогла мне упаковаться, и мы устало побрели по гальке обратно. После обеда я собирался пойти в район художников, но Джеда интересовали исключительно аттракционы.

— Нет, Джед, на аттракционы мы не пойдем.

— Почему? — И взгляд такой ровный. Я вижу, что Джед уже продумал все аргументы.

— Потому что там полно народу, да и вообще, зачем швырять деньги на ветер?

— А у меня есть собственные деньги!

Зря я с ним так резко.

— Если бы мы с тобой были вдвоем, тогда да. А так нет.

— Но я хочу потратить деньги на аттракционы!

— Джед, извини, но нельзя.

— Но, пап…

— Нет, Джед. Нет, и все.

— Но, пап…

— Джед, перестань! Я сказал нет, и все! Нет, понимаешь? Нет!

Так-так, еще одна песенка для моего демона-диджея. Хорошенькая коллекция.

— Хорошо, Билли, ладно, испечем этот чертов шоколадный кекс! Но тогда ты будешь мыть посуду!

— Земля, земля! Вызываю Джеда! Джед, выходи на связь, прием!

— Глория, принцессочка моя, ангел мой, любимая моя девочка. Вот когда я стану как Чарли Диммок, научусь бросать топор как Чарли Диммок, и у меня будет столько же свободного времени, вот тогда мы разобьем в саду эту твою дерьмовую клумбу. Договорились?

— Ах вы наглые, неблагодарные, черствые ЗАСРАНЦЫ!

Видите, какие встревоженные личики? Слышите, как хлопает дверь машины?

Дети заснули в автобусе по дороге в тот район Гастингса, где полно сувенирных и антикварных лавок. Потом я посадил Джеда в коляску вместо Билли, а Билли взвалил на плечи. Так мне было тяжеловато идти, зато мы с Глорией могли поговорить.

— Пап, а ты ведь художник?

— Да. Надо бы рисовать побольше.

— Да, надо бы. Мне нравится та картина, которая висит у нас дома на стене. — Затем Глория спросила: — Пап, а ты еще встречаешься со своей подругой?

— Нет.

— А что случилось со Сьюзи?

— Она уехала.

— А ты по ней скучаешь?

— И да, и нет.

Обратно в Лондон мы добирались с трудом и медленно. Конечно, отменили наш автобус, конечно, мы сели в другой, который шел кружным путем. Чтобы добраться до дома быстрее, на Ист-Кройдонском автовокзале мы поймали такси (и я вытащил из носка припрятанные на черный день десять фунтов). Я открыл дверь, наклонился, чтобы подсадить Билли, и увидел на подножке туфлю неизвестной тетки. Тетка была примерно моего возраста и явно собиралась из-под носа увести мою тачку.

Я уставился на нее и заорал: «Эй!» Впихнул Билли внутрь, впихнул за ним Джеда и Глорию и только тут разглядел, что на самом деле тетка придерживала мне дверь. Она отошла и теперь корчила рожи с подругой.

— Извините! — без сил произнес я в окно. — Извините!

Не знаю, услышала она или нет. Мне стало тошно. Веселая поездка к морю ухнула в прошлое и заняла место среди других дней, и лишь поздно вечером, когда дети наконец заснули, я припомнил пару старых хитов:

— Это краска-эмоция, папа!

— Спите, детки, сладко спите, поскорей глаза сомкните…

— Чем больше мы будем петь на ночь, тем скорее мама вернется из поездки.

Да, сейчас такого уже не сочиняют.

Я лег на кровать одетым. Я, кажется, мог бы проспать целую вечность. Уже сквозь дрему я припомнил старые слова Кенни, сказанные им больше года назад:

Холост, добр к детям, владеет кистью, задница хоть куда. Прямо мечта.

Ага, как же.

ЧАСТЬ II

ЛЮБЛЮ

Глава 10

Я познакомился с ней, когда она пришла под мою стремянку.

— Это плохая примета, — сказал я ей, опустив взгляд. Глядя ей в лицо. И на грудь.

— Не обязательно, — ответила она, но глаз не поднимала. Она обозревала розетку в стене и не скрывала, что интересуется, аккуратно ли я наклеил вокруг розетки обои.

В те дни я слишком много флиртовал. Я совершенно вымотался.

Мне дала работу вдова по имени миссис Роуз, а эта женщина вошла в дом без звонка, когда я стоял на стремянке. Старые обои были сорваны, штукатурка наложена как следует, стены зашпаклеваны. И вот я стоял посреди чистейших и ровнейших аквамариновых стен, с кистями и валиками, и наносил на них белое блестящее покрытие. Я исподтишка следил, как она не спеша заходит в комнату и останавливается ровно посередине, скрестив руки на груди. Довольно высокая, стройная. Кожа тонкая, с едва заметными веснушками. Короткие волосы, рыжевато-каштановые. На ней была куртка поверх полупрозрачного зеленого топика с бесконечным количеством пуговок спереди, из-под брюк цвета хаки торчали коричневые ботинки на плоской подошве. У меня самого такие были. Я поднял взгляд от башмаков вверх, и тут она наконец на меня посмотрела.

— Миссис Роуз вас очень хвалит, — сказала она. Судя по интонации, она откуда-то из Уотфорда. Она будто бросала мне перчатку, но какая-то нежность перечеркнула этот вызов. Я обуздал свою обычную шутливость:

— Это хорошо, — сказал я, благодарнее, чем собирался.

— Вы ведь живете поблизости, да? — спросила она.

— Да, пешком дойти можно.

Значит, они с миссис Роуз обо мне говорили. Сердце у меня забилось быстрее. Прошел год, как уехала Дайлис.

— Ну, а если бы я к вам зашла, — женщина перешла прямо к делу, — вы не могли бы показать мне чертежи и фотографии, которые показывали миссис Роуз? Я ищу, кто бы мне отделал квартиру.