Paradisus
Шрифт:
этому времени неплохо бы и пожевать приготовить.
Я срезал толстую ветку, сделал ловец. Вынул мясо – парной запах
защекотал ноздри.
Марина, поглядывая на меня, достала из своего рюкзака пакет с
желтоватым порошком.
– Концентрат.
– Погоди, вскипит вода, разведешь.
От запаха жарящегося мяса у меня закружилась голова - чертову прорву
времени ничего не ел. Котелок
обжигаясь, она сделала несколько глотков.
Мясо дошло, и я накинулся на него, отрывая зубами большие куски. Хоть
бы кто не прилез на запах…
– Можно … мне…- вдруг сказала Марина.
Я взглянул на нее, вспомнив, что ничего не ела с Последнего Поезда.
– Держи.
Отрезал половину, протянул ей.
– Это много.
Я промолчал: конечно, много.
– Не люблю концентрат,- призналась Марина, вытирая рукавом
залоснившийся подбородок.
Ну, еще бы.
Шлем-котелок почти опустел, Марина выплеснула мутные остатки на
костер.
– Идти сможешь?
Она кивнула.
Снег прекратился. Лес, нахлобучивши мягкие шапки, держал в объятиях
уходящую вдаль железнодорожную насыпь. Идти будет не просто.
– Какая красота, - сказала девушка.
Показалось солнце. Волосы Марины вспыхнули. Что-то шевельнулось во
мне, прямо как на крыше Последнего Поезда, когда я не смог скинуть раненого
игрока. Липкий, неотвязчивый страх за Теплую Птицу исчез.
Мне захотелось что-то сказать девушке – но что? Джунгли замерли в
ожидании.
Марина смотрела на меня.
Образ другой женщины - Гали из недавнего всполоха - внезапно возник
перед глазами; Галя сказала: ты игрок, Андрюша. Страх перед смертью вновь
овладел мной: кругом были Джунгли.
– Найти бы до вечера КТСМ – на дереве ночевать неохота, - пробормотал я.
Марина кивнула.
На каменных стенах – рисунки. В углу – уродливый металлический прибор в
переплетении разноцветных проводов, заржавленный и мертвый. Крыши нет.
Двери – тоже.
Марина положила на земляной пол рюкзак, автомат. Принялась
рассматривать рисунки.
– Что там?
– Посмотри.
Я приблизился. Это было изображение трахающихся мужчины и женщины:
мне уже приходилось видеть подобное.
– Схожу за дровами, - хмыкнул я.
Принес сушняка.
– Интересно, для чего бывшим служили эти будки? Не для нас же их
строили?
Марина
– Эта будка измеряла скорость поезда.
– Вот как. Откуда ты знаешь?
Она принялась ломать об коленку, плотно стянутую тканью цвета хаки,
сухие ветки, складывать на заготовленное место посреди помещения.
– Просто знаю…
– Просто знаешь?
– Ну, прочитала.
Марина улыбнулась моему удивлению.
– Ты умеешь читать?
– Да.
Мне стало не по себе: я-то думал, что единственный в Джунглях умею
читать… Совсем немного – надписи на стенах, ржавые таблички, но все же…
А Марина… Я ведь совсем не знаю, кто она.
– Все бывшие умели читать, - нахмурив лоб, проговорила девушка.
– Они не
всегда думали о еде и о том, как выжить. Очень часто бывшие задумывались о
том, как устроен мир, о том, как сделать жизнь лучше. О справедливости и
коварстве, о дружбе, предательстве, - она на мгновение замерла, - о любви и
счастье.
– О чем?
– О любви и счастье.
– Но что это?
Марина улыбнулась.
– Ты думаешь – я знаю? На этот вопрос даже бывшим ответить не удалось…
Мы замолчали. Джунгли отступили – стало легче дышать. Кто бы ни была
эта странная девушка с зеленоватыми глазами, я внимал ей, верил ей.
– Надо костер разжечь, - встрепенулась Марина и чиркнула зажигалкой.
Пока Марина возилась с костром, я сходил в Джунгли, принес охапку терна.
Загородил колючкой вход: так спокойнее.
Повернулся к Марине. Костер уже пылал, сноп дыма пополз вверх.
– Андрей, что у тебя на щеке?
Я провел рукой – кровь.
– Пустяк, царапина.
Скоро в будке потеплело. Подтаял снег на полу. Сполохи заплясали на
стенах.
Марина задумчиво смотрела на огонь, слегка откинув голову. Не хотелось
ни есть, ни разговаривать – на душе было покойно, как никогда в Русских
Джунглях. Но Джунгли - на то и Джунгли, чтобы напоминать о себе.
Снаружи затявкали и завизжали твари, а потом раздался вопль… Какой-то
игрок вовремя не нашел убежища. Что ж, дело обыкновенное.
– Сиди, - приказал я и, подкравшись к загороди, выглянул наружу. Две твари
хватали за руки и за ноги высокого тощего игрока. Тот кричал, кое-как отбивался.
Мой локоть ткнулся во что-то мягкое – я оглянулся.
– Я же сказал тебе.
– Отстань.
Ничего себе!
Она выглянула наружу:
– Надо спасти его.