Парадокс Севера
Шрифт:
— Ах так!
Я попыталась выдернуть руку, но он не отпускал.
— Ты же знаешь, я не люблю, когда со мной играют.
— А меня ты любишь? — на выдохе спросила я.
— Адель…
Миллион и одно сомнение буквально рвали меня на части.
— Это простой вопрос, разве нет?
— Возможно. Но сейчас для него не время.
Я обернулась, глядя во что упирался его взгляд. Та самая новенькая девчонка в черном, искрящемся платье в пол, танцевала с Максом. Вальс, который ни один из них толком танцевать не умел.
Как будто поняв фатальность затеи, они в один миг расхохотались.
Я не выдержала и бросилась к двери, едва не сбив с ног входящего Антона.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он.
Слезы, с трудом сдерживаемые до этого, застилали глаза. Нужно убраться отсюда поскорее. Чтобы никто в таком состоянии не увидел.
— Уйди!
Я словно падала в нескончаемую бездну. Бесполезно пытаясь разложить в голове, найти ту причину, когда наши отношения начали трещать по швам. Проглатывая горечь от случайно брошенных колкостей и раздражения, все чаще вспыхивающего в серых глазах. Отмахиваясь от факта, что работа, академия, долг – всегда для него на первом месте. Убегая. Спешно, как только могла. Дергая за все ручки, желая найти хоть какую-то незапертую аудиторию. Пока одна наконец не поддалась.
Я захлопнула за собой дверь и уперлась руками в стол, опустив голову. Музыка играла как будто под водой, басами отдаваясь в каменных стенах.
Скрипнули дверные петли.
— Адель.
Я все еще сердилась на Виктора, но на Антона, как ни старалась, не могла.
— Почему? — взмолилась я. — Что со мной не так, а, Тони?
Антон молчал. Глядя на меня… нет, не глядя. Но мне так хотелось знать, что в данную минуту говорят его глаза.
— Скажи, почему он ведет себя так, будто я не существую? — я принялась расхаживать туда и сюда, не желая признавать, что любовь наша истлела, осыпаясь серым пеплом на головы. — Я всегда знала про этот долг… чертов моральный долг, который он несет, не давая себе жить нормально, и я всегда… Всегда понимала. Никогда не требовала больше, чем он может дать. Так что происходит сейчас? А, Антон? Может ты мне ответишь? Чем я заслужила подобное отношение? Еще и эти слухи, — я вскинула руки, закрывая глаза. — Они убивают! Они меня просто уничтожают!
— Это все ложь, Адель.
Как бы мне хотелось, чтобы все было так. Так просто.
— У него выдался тяжёлый год. Бизнес, отец, проблемы в академии. Ты же знаешь.
— О, замолчи уже! — буквально выкрикнула я.
— Север тебе не изменял. Даю слово.
Я усмехнулась.
— Настолько уверен в нем, что готов рисковать своей репутацией? Или мужское слово ничего не стоит нынче?
Голос Антона был как сталь.
— Мое стоит, будь уверена.
— Тогда что это, черт возьми? Ваша идиотская мужская солидарность? Прикрыть другу спину? Так это называется?
— Нет, — спокойно ответил он. — Я не оправдываю его. Но я знаю как себя, поэтому ручаюсь. И да, настолько доверяю, что поставлю за него свое слово.
— Может еще и жизнь за него отдашь? — не выдержала я.
— Если понадобится.
Как же он меня раздражал в эту минуту. Хотелось подойти и ударить по лицу со всей силы. Лишь бы не слышать этих вечных мужских
— Как вы меня достали, оба! — не выдержала я, закрывая лицо руками. Чувствуя, что еще немного и расплачусь. Я не могла этого себе позволить. Только не в такой день.
В тишине пустого класса раздался глухой стук шагов, а потом Антон притянул меня к себе, обнимая. И я разрыдалась. Вся боль и горечь последних недель вырвалась наружу, проливаясь слезами на его белую рубашку.
— Прости, Адель, — произнес он тихо, как будто извинялся за что-то одному ему известное. — Я клянусь, Север не хотел тебя обидеть.
Я протянула руку, медленно снимая с него очки.
— И где он? — спросила тихо. — Почему ты, а не он здесь, Тони?
На этот раз Антон не отвернулся. Он смотрел мне прямо в глаза. А потом коснулся большими пальцами щек, стирая слезы.
Его руки были грубыми, почти всегда перемотанными шершавым лейкопластырем. Но прикосновения нежными, будто держал в руках хрустальную вазу.
Он тяжело сглотнул. Его кадык дернулся.
Не отпуская, я погладила его плечи, чувствуя, как от прикосновения мышцы напрягаются под ладонями. Подняла руку и прошлась кончиками пальцев по широкому шраму на лице. Ты наверняка был очень красив, Тони. И вдруг поняла, он и сейчас красив.
А мне больно.
— Почему ты здесь? — повторила я свой вопрос, скользя ладонью вниз по его груди, облаченной в белую рубашку. — Ты говорил, я могу полагаться на твое слово. Так ответь. Правду. Я тебе нравлюсь? Как девушка?
Я знала, что не имела на это права. Что просить его выбирать между собственными желаниями и дружбой, проверенной кровью и временем, когда к тому же это не метафоры вовсе, – крайняя степень жестокости. Но я знала, в эту секунду он выберет меня.
Его ответ прозвучал в тишине словно выдох.
— Да.
Еще минуту назад он по-братски гладил меня по голове, успокаивая. Сейчас же его пальцы опустились на мой затылок.
Я обвила руками его талию, подняв глаза. Медленно облизнула губы, не без удовольствия заметив, как от этого жеста нервно дернулся его кадык.
Я хотела, чтобы меня любили. Я хотела оказаться на первом месте. Я хотела видеть, как мужчина сходит с ума.
В его же глазах буквально горел огонь. Но он никогда бы не позволил ему вырваться наружу. И я поцеловала его сама. Умирая от внутренней боли, желая разделить ее с тем, кто всегда готов эту боль вынести.
Все, что требовалось — сделать шаг. Позволение прикасаться так, как он никогда ко мне не прикасался. И вот, теряя рассудок и самообладание, он целовал меня настолько яростно, будто не касался ни одной девушки все эти годы. Как будто никак не мог насытиться.
Это было неправильно. Но так невообразимо горячо, что я не могла остановиться.
Вмиг я оказалась прижатой к столу. Его рука грубо обрисовала бедро, скользнув ниже, сжимая в кулаке ткань платья. По коже побежали мурашки, и он подался вперед, прихватывая мою нижнюю губу во влажном укусе. Таком, что с языком, с горячим дыханием, с шипящей тоской, с жёсткими руками, сжимающими бедра.
Я коснулась кожаного ремня, оттягивая. Антон сгреб мою юбку в кулак и подтянул к себе, обреченно выдохнув в губы: