Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

Дудаков Савелий

И Бондарев догадывался, что он был в тягость Толстому: "У меня есть догадка, что я своими письмами надоел тебе… Я, Л.Н., осмеливаюсь не вражески, а дружески попенять тебе. По семисот страниц печатаешь ты книги… а мне пишешь вот столько, один маленький почтовый лист и все. А почему? Это загадка для меня не ладная. В таком случае или откажи мне писать или замолчи, чтобы и я замолчал"193. На конверте письма Бондарева пометка рукой Толстого: "Б[ез] О[твета]". Но тем не менее Толстой послал ему в Иудино свой бюст – на память194.

ПАМЯТЬ ИЛИ ЗАБВЕНИЕ?

Приближалось неизбежное. Величие духа Бондарева проявилось и в этом последнем акте его жизненного пути. Его долгая жизнь была полна метаморфоз. Сосланный в Сибирь, он принес благосостояние своим односельчанам.

Желание осчастливить человечество подвигло его на создание грандиозного труда. И не его вина, что его работа не появилась в полном объеме в печати. Моисей в Синае выбил скрижали Завета; Давид в Сибири в течение многих лет выбивал свои скрижали, свое обращение к потомкам. Это мощный "памятник", не уступающий ни пирамидам, ни стихам Горация, Державина или Пушкина. Место своего последнего приюта Давид Абрамович тщательно выбирал. Яму он выкопал сам, посадил рядом тополя. У ямы поставил стол с выдвижным ящиком и две табуретки. В ящик вложил свою рукопись. К.

Горощенко, посетивший Иудино в 1902 г., оставил интересное описание могилы Бондарева. Могила была обнесена оградой, где росли шесть тополей, специально привезенных Бондаревым за 10 верст и посаженных здесь. Состояние могилы было плачевным. Стол, в ящике которого лежал его труд, был сломан. Рукопись исчезла. (Впоследствии, правда, нашлась.) Его завещание было выбито на трех больших надгробных плитах, часть которых была уже разбита и замазана грязью. Вот текст:

При входе: "Се стоят ноги наши во вратах твоих Иерусалим[ских].

Внийду в дом твой и поклонюсь ко храму святому твоему.

На этом месте покоится прах Давида Бондарева. Все это я Бондарев написал при жизни моей своею рукою. Родился я Бондарев в 1820 г. апр. 3 д., а скончал многострадальную и великого оплакивания достойную жизнь свою в…

Все это я пишу не современным мне жителям, а тем будущим родам, которые после смерти моей через 200 г. родятся. Почему же так – спросят современные мне жители.

Это потому что: во всякого человека воображение такое, что: все те люди хорошие и даже святые отцы, которые прежде нас были, также и те хорошие, которые после нас будут, а при нас все негодяй. А так же и я, Бондарев, живши на свете был негодяй. А теперь вот как прошло ни одно столетие со дня смерти моей. Вот теперь как имя мое исчезло и память изгладилась с лица всей земли. Вот теперь и я Богу хороший всякого уважения достоин. И еще: когда человек желает почестей, бывши живым. Тогда его ненавидят и гнушаются им. А когда умер, теперь ему почести не нужны, тогда эти же недоброжелатели, на руках несут его ко гробу. Это от жизни к смерти, от света в тьму, от бытия к уничтожению.

О, какими страшными злодеяниями и варварствами переполнен белый свет. По всей Россеи всю плодородную при водах землю, луга, леса, рыбные реки и озеры все это цари отобрали от людей и помещикам да миллионерам и разным богачам отдали на вечное время. А людей подарили в жертву голодной и холодной смерти".

Направо от могилы: «Благодарю, благодарю и еще благодарю вас, други мои, за то, что вы вспомнили обо мне и пришли посмотреть на устройство мое, при могиле моей и при этом было бы вам известно, читатели, что все это я, покоившийся Бондарев писал и устройство делал на 80-м году жизни моей собственными руками. Прошу и умоляю, читатели и слушатели, соберите вы рассеянные свои мысли по светским суетам и посоветуйтесь с ними, как затвердит на памяти и положите на самое дно сердца вашего следующее мое к вам слово, и при этом вообразите, что звук этих слов исходит не от читателя, а от меня, на этом месте покоявшагося Бондарева.

Человек – второе лицо по Боге, а ангел – третье. Чем это можно доказать, что человек достоинством выше ангела? Тем, что ангел сотворен, как и прочие твари: рече и быша, повеле и создашася; человек же, божественным советом сотворил человека, какова и как по образу Нашему и подобию. Ну представьте же читатель, ведь то возвышенность для человека, по образу и подобию Своему сотворил его Бог и покорил ноги его все и назвал его сыном своим. Сын мой, первенец… (нрзб. одно слово. – С. Д.) и наконец всего благословил его: раститесь и множитесь, наполняйте землю. Вот сколько возвышенностей даровал Бог человеку, а ангелу что? – ничего. Потому то и сказано: творяй ангела своя духи и слуги. А кому слуги?" Богу? Нет, – человеку. Говорят, человек преступник есть перед Богом, но я на это отвечаю так: где нету преступления, там нету и исправления; где нету греха, там нету и спасения. Взглянем на животных: у них нету преступления, нету и спасения.

Также и у нас, если бы не было преступления, то не было бы и спасения, мы тогда бы как скоты были, ни худого, ни хорошего не было бы с нами.

Говорю ли я этим, что грех позволителен? Нет, грех поставлен только для испытания, насколько

мы тверды или слабы перед Богом. По всему сказанному надобно оставаться в той уверенности, что, несмотря на наши преступления и пороки, с многих тысяч и одного человека не будет, которого бы Бог выпустил из объятиев своих и отринул бы от лица своего, потому что суд Божий не человеческий суд, который видит только внешнее (наружнее) и при этом часто ошибается, правого делает виноватым, а виновника правым. Пред Богом же будут рассмотрены все изгибы человеческого сердца и все внутренния и внешние обстоятельства, ум или недоумен, способность или неспособность к добродетели и все соблазны света сего, пред которыми человек не мог устоять непоколебимо. Все это будет разобрано и рассмотрено перед Богом, а при таком разбирательстве много ли останется для человека тех грехов, за которые подвергся бы он неумолимой ответственности? Из тысячи один, да и тот покроется бесконечным Его милосердием. Вот видите ли, читатели и слушатели, все писание уверяет, что с многих тысяч ни один человек не оправдится перед Богом и все погибнут. А по моему исследованию будет, как выше сказано. Ну представьте же, читатели, Бог нам не велит помнить обиду, даже солнце да не зайдет во гневе вашем, а сам помнит обиду в непроходимые веки. Как и сказано: грешники пойдут в муку вечную, а вечность есть начало без конца, один раз начнется и никогда не кончится. Это есть вечность. Да неужели Бог настолько злопамятный и мстителен? Да не есть ли это страшная, ужасная хула на Бога?

Человек всегда льстит перед Богом, только под гнетом страха ползает на коленях, любви же к Нему не имеет, а такая услуга для Бога не в сладость, а в огорчение.

Вот как я писал главнейшему правительству, при жизни моей: как ты правительство, меня, Бондарева, признаешь: хорошим или худым, умным или глупым, полезным или вредным, так и признавай. А я признаю сам себя (это кроме похвалы о себе) верным и нелицемерным ходатаем о блаженстве всего мира без различия звания, веры и происхождения, т. е, разыскиваю возможность, чем и как избавиться им от тяжкой нищеты, а это дело не маловажное, его не вдруг и не сразу не всякий и не каждый сделает, чем его избавить от этого порока (бедность не порок, а хуже всякого порока; богатство не добродетель, а лучше всякой добродетели). Все великие мыслители всех веков и при всех своих усилиях не могли добиться этой возможности.

Что ему сделаешь, как избавишь от тяжкой нищеты? Дай ему рубль и два, сто и тысячу рублей, и он в короткое время израсходует, а сам, как нищий был, так и нищим и останется. Пьяница ли он? Нет, он трезвый, но нет никаких мер избавить его от сказанного бедствия, это от нищеты. Да на что же я ходатай, избавляющий их от бедности, и на что же вы правители и путеводители их ко всем благам света сего? Да неужели ты, главное правительство, способно только одних здоровых овец пасти, это помещиков и подобных им, а слабых овец оставлять на съедение кровожадных зверей. Я со своей стороны разыскал для них верное спасение от тяжкой нищеты и при том оно легонькое, для всякого человека доступное. При этом не лишне признаю коротенько пояснить его здесь. Вот оно: Услыхав все сказанное мною в полном моем сочинении о "Трудолюбии и тунеядстве", которое писано на 200 листах, тогда он, этот в нищете погрязший человек, не удвоит и не утроит, а удесятерит охоту к трудам с целью достижения вечных благ, потому что эти люди твердо верят в загробную жизнь будущаго века, и все эти труды будут казаться ему легкими, усталости этот человек чувствовать не будет и сон убежит от глаз его, и заживет на свете фертом, припеваючи, и признается всем миром и правительством честным и благородным человеком, вместо того, как ныне признается в высшей степени негодяй. Вот как я 22 г[ода] ходатайствовал перед правительством о благополучии всего мира среди забот и попечений житейских, тихим почерком 3 500 листов списал без корыстной цели, ради благополучия всего мира. Вот так сбудется реченное: да снийдите во гроб, как пшеница созрела, вовремя пожатая.

Прощайте, читатель, я к вам не прийду, а вы все ко мне прийдете»195.

В одном издании бывший личный секретарь Л.Н. Толстого утверждает, что к концу жизни Бондарев полностью отошел от царистских иллюзий и что он якобы на камне выбил фразу: "А виною всему царь".

Однако по совету своего друга, учителя П.В. Великанова, он соскоблил ее, из-за опасения, что власти могут тотчас снести памятник196. Зная характер Бондарева, можно допустить это, хотя думается, что в книге Е. Владимирова "антицаристский" момент подчеркнут из-за соображений цензуры. Обращаем внимание на блестящий народный язык, чрезвычайно близкий не только к языку Аввакума, что стало общим местом, но и к манифестам Пугачева. Сравним некоторые пассажи манифестов самозванца с "завещанием": "Заблудившие, изнурительные, в печали находящиеся…