Паранойя. Почему он?
Шрифт:
В четырнадцать, после смерти отца, своё прозвище я оправдал с лихвой. Но вовсе не потому, что как озлобленный зверёныш сорвался с отцовской цепи. Нет. Я просто со всей силой, на которую способен сын, любил его, а потому смириться с потерей у меня не получалось. Пусть он бил меня, как собаку, был строг и зачастую перегибал палку, но он же научил меня плавать, играть в футбол, стрелять из ружья, ездить на машине, менять кран, защищать себя – короче всему, чему отец должен научить сына, а потому своё детство я считаю вполне счастливым. И благодарен за все
Свою по-настоящему осознанную и, как оказалось, главную, жизненную цель я поставил на похоронах отца. Помню, сжимал в объятиях плачущую сестру и смотрел на мать. Она была такой беззащитной, потерянной, раздавленной горем и навалившимися проблемами, но, тем не менее, держалась, не давала волю ни слезам, ни истерике, хотя причин было предостаточно: отец связался с какими-то мутными типами. Эти ублюдки заявились прямо на похороны и тут же принялись запугивать мою мать, требуя денег, которые отец якобы должен.
Помню, смотрел, как бритоголовая сука наезжает на неё, и задыхался от бессилия, меня всего наизнанку выворачивало от ярости. Именно тогда со всей горячностью четырнадцатилетнего, озлобленного мальчишки я поклялся, что уничтожу каждого, кто причастен к смерти отца и отберу этот проклятый, металлургический завод, из-за которого моя семья лишилась всего.
Мне потребовалось шестнадцать лет, чтобы достичь своей цели. На пути к ней я был похож на летящий лом, а потому ни разу за те годы, как бы не было тяжело, безнадежно и рискованно, ни пошел никому на уступки, даже самому себе. И уж тем более, я не собирался этого делать сейчас из-за какого-то столичного ухаря, будь он хоть трижды героем.
– Значит так, Максимыч, - отгоняя миазмы прошлого, решил я, наконец, расставить точки над «i», - в последний раз повторяю: я не буду вкладываться в предвыборную кампанию этого залётного казачка. Ты не хуже меня знаешь, зачем он сюда рвется.
– И что теперь?
– взвился тесть. – Сидеть, сложа руки и ждать, пока он займёт губернаторское кресло, и начнёт совать свой нос в каждую щель?
– А ты заделай все щели, чтобы не приходилось трястись, как припадочному.
– Господи, что же ты за баран-то такой упёртый?! – взвыл Прохода.
– Где бы ты был, интересно, если бы не этот «упёртый баран»? – иронично поинтересовался я, начиная закипать. Тесть знал, что лучше меня не выводить, поэтому сразу же дал заднюю.
– Я и не спорю, Серёжа, но иногда нужно хоть чуть-чуть прислушиваться к людям. И сейчас тот самый случай! Поддержи Можайского, дай ему понять, что ты с ним в одной упряжке и что вы всегда сможете договориться. Дипломатия – это искусство: поглаживать пса, пока готовят ошейник, - глубокомысленно изрек тесть, вызывая у меня смешок.
– Ошейник у меня уже готов, Максимыч, так что мне «поглаживать пса» совершенно ни к чему. Да и вообще… Я задницу
– И что же это за ошейник такой?
– А вот это уже не твоего ума дело, - холодно улыбнулся я, с удовольствием наблюдая, как тесть багровеет.
– Надеюсь, это действительно что-то стоящее, - сквозь зубы процедил Прохода, проглатывая завуалированное оскорбление, зная, что сейчас лучше не закусывать удила.
– Не переживай, импичмент обеспечен, - успокоил я его, но на Максимыча моё заявление оказало обратный эффект.
– Тогда почему бы не убрать его сейчас, пока он не начал наводить свои порядки? Ты ведь знаешь, что как только пройдет инаугурация, он тут же посадит своих людей на нужные места и в первую очередь, он постарается убрать с должности меня.
– Потому что, дорогой мой тесть, - издевательски протянул я. Мне всегда нравилось доводить его до белого каления – невинная ответка в счет тех дней, когда эта сука смотрела на меня свысока, - моя цель – заставить его плясать под мою дудку, а не убрать с поста.
Прохода скептически фыркнул, я же, не заостряя внимание, продолжил.
– Что касается перестановки кадров, так не мне тебе рассказывать про вотум недоверия, коллективный прессинг и другие инструменты воздействия.
Прохода собирался что-то возразить, но я жестом остановил поток очередного ссыклячества.
– Уймись уже, Максимыч, ты на этом деле собаку съел, за тобой вся наша элита и местное самоуправление, он же - всего лишь новичок с громким именем, а управлять краем – это не в Тбилиси митинги разгонять, тут нужны хотя бы административно – хозяйственные навыки, а не генеральские замашки.
– Ты недооцениваешь его и в этом твоя ошибка. Будь уверен, он нам еще задаст жару. Служаки они идейные, принципиальные.
– Я тебя умоляю, - закатил я глаза. – Все до единого - продажные шкуры, а этот в особенности, иначе с Елисеевым бы не спелся. В любом случае, всегда есть проверенное успокоительное для особо ретивых.
– Серёжа, оставь эти свои… методы! Поднимется страшная шумиха.
– Вот и славно, - усмехнувшись, спокойно заключил я. – Пусть шумит, чтоб другим неповадно было.
– Как у тебя всё просто, - съязвил тесть с таким трагичным видом, что мне стало смешно.
– А жизнь вообще простая, Максимыч, - весело резюмировал я. – Особенно, если придерживаться правила двух ударов: первый – в лоб, второй-по крышке гроба.
– Лучше бы ты придерживался правила не разбрасываться такими людьми, как Ишутин. Что ты за человек, Долгов, я тебя не пойму?!
– раздражённо воскликнул тесть, качая сокрушенно головой.
– Я не человек, Максимыч. Я – упёртый баран, - с издевкой напомнил, поднимаясь с кресла. Разговор себя исчерпал, но я все же решил добавить. – А понимать тут абсолютно нечего: каждый должен знать своё место и не зарываться. И тебя это тоже касается, так что прекрати истерить, как малолетний п*дрила и начинай готовиться к приезду нашего героического губернатора.