Паранойя
Шрифт:
– Дэн, в том-то все и дело, что меня об этом предупреждали. За пивом, кстати. Но не было протокола!
– Тогда я не вкуриваю что-то… – Дэн заправил пучок своих дредов в капюшон байки. – Нет, не склеивается. А с каких болтов он тебя к себе тогда звал? Разболтал ты чего-то?
– Да нет, не говорил я особо. Скорей он – много говорил. Даже слишком много.
– Ой, слушай, вот не надо этих словоформ! «Слишком много». Сколько конторе нужно было, столько и говорил. Ладно, свернемся. Я не буду в эти мазы лезть, я тебе только одну штуку скажу, чтоб ты сам все прокоцал. Вот какой смысл основной был из всего сказанного? Что вот в голове у тебя осталось после беседы? Ну, основное?
– Что меня подозревают в тяжком преступлении.
– Ну
– То, что подписку о невыезде не взяли?
– Я не спрашиваю. Я скорей предлагаю тебе подумать.
«Да, – сказал себе Анатолий, – я подумаю. Подумаю над тем, почему меня вызывали лишь для того, чтобы сообщить, что с меня не взяли подписки о невыезде. И что я могу ехать, куда мне вздумается. Пока могу ехать. Пока. А стало быть, должен немедленно. Вот так. Вызвали, чтобы предложить уехать. Как интересно!»
– Как вообще дела-то? – Дэн внимательно, очень внимательно смотрел на него. Хороший, вообще, парень, этот Дэн. – Тол, я не хочу тебя стращать, но выглядишь ты погано. Тебе ничего не кололи?
Анатолий покачал головой и сказал, чрезмерно проливаясь, как пиво:
– Человека, который составлял смысл всех моих вдохов и всех выдохов, девушку, которая называла мое тело «ее страной», «страной Анатолией», убили, ее больше нет в живых, она не отвечает, когда я заговариваю с ней, а подозревают в этом убийстве – меня, а мы очень погано с ней поговорили накануне, и это слышали соседи, готовые давать показания в суде. А потому, Дэн, дружище, как бы ты хотел, чтобы я выглядел?
Безусловно, сказал он это все про себя, про себя. Дэн хороший парень. Он молодец. Он много ему помогал. Он – на его стороне. И, поскольку нужно было что-то ответить, он сказал, кажется, вот так:
– Дэн, слушай, тебя не смущает, что ты вот, как они, пиво пьешь? Я когда с этим… Ивановичем встречался, он очень на пиво налегал… Это у вас… Институциональное?
– Тол, брат, пиво – это солнечный напиток, Джа [7] в мире воды, ты посмотри, как он улыбается нам на просвет, а что до «Наливарии», так ни в одной стране мира нет такого сладкого, такого вместе с тем горького, такого не пенного пива! Оно бьет глобализацию по мошонке. Я имею в виду, глобализацию вкуса. Везде, от Джакарты до Мехико-Сити, вкус пива уже примерно одинаков, и только у нас он до слез самобытен. Не, брателло, когда речь заходит о пиве – я патриот!
7
Джа – имя Бога в растафарианстве.
Анатолий еще хотел спросить, видел ли Дэн трупы на местах происшествий, выезжал ли когда-нибудь с опергруппой на место преступления, чтобы лучше понять специфику работы в МГБ, и вел ли когда-нибудь допрос, и стрелял ли из оружия, но все эти вопросы были не то чтобы обидными, но – какими-то ломаными, больными. Он признался:
– Дэн. Если честно, я херовато сплю последнее время. И вообще. Ну ты понимаешь, что такое допрос МГБ. Но – спасибо тебе за все, дружище… Ты – не такой, как они, пусть даже работаешь с ними.
– К делу. К делу, Тол, – посерьезнел Дэн, и, по всей видимости, что-то из сказанного Анатолием ему не вполне понравилось. – Завтра в семь в филармонии – концерт симфонической музыки. До сегодняшнего утра никто ничего не подозревал, на него свободно продавались билеты, в кассах и у распространителей, как и полагается. Так вот, сегодня поступила информация, что Муравьев туда двинет. Продажу, конечно, отменили, билеты, проданные на два ряда до того, где будет сидеть Муравьев, и на два ряда после него, аннулировали.
– А чего ж так?
– Да для охраны это ряды, всегда так. Прокладка. «Олвэйз ультра» называется на сленге. Сам муравьевский ряд – государственные деятели: правительство,
– Кто говорит? – очень удивился Анатолий.
– Анал. Ну, наш аналитический отдел. По их оперпрогнозу, а анал, поверь, никогда не ошибается, деды будут беречь репутацию, они вообще все гордые – которые госпремии не у Муравьева, а у партии получали. Они ж рихтерами себя считают, епта! Испугаются, что Муравьев с ними на сцену обниматься полезет, а их потом даже в Юрмалу на фестиваль не пригласят. Как тогда с фон Караяном и Гитлером. Есть такие рукопожатия, от которых не отмыться всю оставшуюся жизнь. Но эти-то караяны, конечно, никому на хер не нужны, тем более – после такого прогноза анала…
Тут мы подходим непосредственно к плану действий. Когда ты видишь, что концерт окончен, деды со сцены ушли, сразу же начинай бочком-бочком двигаться к выходу. Тебя, конечно, сразу засекут: там на балконах снайпера будут, и со сцены зал отсматривается. Но таких, как ты, будет много, это вообще в принципе нормальное поведение – не хотеть остаться «на бис». В какой-то момент все встанут и начнут бисовать стоя, около двух-трех минут у тебя до этого момента. Как правило, идти сразу же становится тяжелей, так что ты уж постарайся к этой минуте стоять в проходе.
– Каком именно?
– Погоди, сейчас все объясню. Дав публике поорать «бис» пять минут, представители молодежных и ветеранских организаций (первые три ряда перед сценой) начнут кричать вместо «бис» – «Му-ра-вьев!», вызывая на сцену самого. Постепенно этот крик перекинется на весь зал, и ты уж тоже покричи, а то заметят, опять же, – изолируют. И вот тут все входные двери закроют – тут уж и для безопасности, и чтоб выходить при его игре никто не вздумал, и Муравьев пойдет на сцену. Он отыграет несколько музыкальных номеров, что-нибудь не слишком длинное – он не любит играть подолгу на публике. Рассаживать всех по местам на это время не станут. И вот тут – два прогноза. Первый – если будет «code red», ахтунг какой-нибудь или просто очко у руководства охраны дыбом встанет по какому-нибудь поводу или без повода, как это чаще всего случается, – Муравьев зайдет за занавес, и его выведут через черный ход. Этим может закончиться по массе причин: ну покажется ему, что сыграл плохо. Или какие-нибудь веяния негативные из зала почудятся… В общем, если свалит, ты уж не обессудь. Ложишься на дно и ждешь моего следующего звонка. Второй, благоприятный сценарий. Муравьев выходит поговорить с народом. Собственно, разговор будет короткий – пройдет сквозь толпу, слушая похвалы. Так вот, Тол, «личка» определила в качестве наиболее безопасного маршрута его отхода через зал центральный проход. Он – самый широкий, в случае паники и массового галопа к выходу Муравьева никто не затопчет. Тебе с твоего места одинаково весело двигаться и налево, и в центр, так вот – как закончится все, запомни: щемись к центру, в центральный проход. Там его и жди. Повезет – окажешься с ним на расстоянии вытянутой руки.