Парашют для утопающего
Шрифт:
Девчонка обиженно выпятила губу и вспоминать не хотела. Она все никак не могла свыкнуться с мыслью, что большие деньги просто так ушли в песок. И что в эту зиму она снова не купит норковую шубу. И что на сапоги придется занимать. И… Черт, а еще так Гриню жалко! Ведь почти до загса дошли. И любила она его… Нет, ну конечно же, любила! И слезы вновь покатились ручьем по румяным щечкам.
– Вот что, ты посиди, успокойся, а потом вспомнишь, – посоветовала Люся. – Это очень важно.
– Да ничего я не вспомню! – выкрикнула Маринка. – Я потому что все время на Гриню пялилась, следила, чтобы он не
Терзать девчонку и в самом деле было бесчеловечно.
– Ладно, Марина, спасибо, что зашла, – пошла провожать ее до дверей Люся. – Ты если что вспомнишь, позвони, ладно?
– Ну а чо мне, позвоню. Только и вы тоже – как найдете родственника-то, сообщите.
– Уж это обязательно, – пообещали подруги.
Когда Марина ушла, в комнате стало тихо.
– Интересно, кто следующий? – безучастно спросила Люся.
– Во всяком случае, не ты, – бодро откликнулась Василиса. – Ты же помнишь, он свою жертву предупреждает. Он написал Грине, что всего сто тысяч осталось, если бы тот поэкономней был, то, может, и дождался бы, пока мы этого казначея отыщем, а он вон как – принялся тратить их на всю катушку…
В подъезде неожиданно раздался шум, звонкий женский голос, и в дверь к подругам позвонили.
– Отчего-то хочется иногда жить на необитаемом острове… – стала медленно накаляться Людмила Ефимовна. – Вот просто не радуешься иногда человеческому прогрессу! Я просто ума не приложу, кому это в голову пришла идея – выдумать эти чертовы звонки?!!
Василиса умоляюще приложила палец к губам и поспешила открыть.
Едва она открыла двери, как в квартиру влетел Таракашин. Не без помощи мощной руки Анны – соседки с первого этажа.
– Эх, бабоньки! – укоризненно покачала она головой. – Я думала, у вас мужики, а у вас… Забирайте этого зас… заседателя! Он мне скоро весь санузел разнесет! Нет, ну в самом деле – урвала, называется, мужика! Из туалета не вылазит! Ну что ж мне так не везет-то, а?! То сволочи, то…
Таракашин стоял уже поодаль от крикуньи и теперь вытягивал тощенькую шейку и гордо дергал кадыком.
– А потому что… потому что… – пустил петуха Виктор Борисович. – Не умеешь рожать, так не фиг позориться!!
– О-о! – удивленно выпучила глаза Люся.
– Да, Люсенька, – поцокала языком Василиса. – Похоже, упустила ты своего бешеного голубя счастья. У них уже на этом уровне.
Аня от возмущения забыла, как вообще русские слова выговариваются, а когда вспомнила, зашлась новой тирадой:
– Ка-а-а-акой там уровень!!! Да если бы у нас до этого уровня дошло, так чего б я к вам побежала?!
Кое-как удалось восстановить общую картину. Любознательной Ане уже давно не давали покоя два вопроса – первый: отчего это ее соседки сверху – совсем не молодые и уж вовсе не красавицы, пользуются такой дикой популярностью у мужского населения. И второй – чем она хуже? Вчера, увидев, как к Василисе и Люсе снова прицепился какой-то совсем уж неприлично молодой и приятный человек, она решила опустить первый вопрос и перейти сразу ко второму.
– Молодой человек, помогите барышне ведро воды принести, жуть как хочется скамеечку протереть, а жидкости не имеется.
Молодой человек, естественно, Таракашин Виктор Борисович, в данный момент считал себя махровым однолюбом и уже наполовину женатым, однако ничего плохого в посторонних связях не видел. А посему, бодро втянул живот, выпрямил костлявые плечи и, как мог, выпятил грудь. Конечно же, прекрасной даме отказать он и не подумал, согласно закивал и с готовностью потрусил к ней домой за ведром. Впрочем, зачем они пришли, оба забыли, едва переступили порог.
– Ой, а у меня как раз и чай поспел! – необычайно обрадовалась хозяюшка.
Таракашин тут же прошел в ванную и долго плескался – показывая, что он понимает: с грязными руками за стол ни-ни.
Застолье продлилось весь день и плавно перетекло в вечер. К ним уже присоединился и Максим – сынок Ани, быстренько окинул гостя взглядом, поел и унесся смотреть телевизор. Парочка же многозначительно переглядывалась, томно вздыхала и только успевала выкидывать использованные чайные пакетики.
На улице темнело, а гость домой не торопился. И тогда Максим решил приблизить расставание…
– Люсенька! Ты только вдумайся! Какова жестокость нынешней молодежи! Этот… этот архаровец подсыпал мне в чай пургену! – рвал душу Таракашин и даже скривился, чтобы донести свою боль. – Главное, говорит: «Дайте мне васу цясецьку, я ополосну и новой завароцки бухну!» Я и дал! Он и бухнул! Пургену! И это еще не все! Он знаешь что? Он потом всю туалетную бумагу так то-о-о-оненько жгучим перцем посыпал и обратно свернул! Ну не гад, а?!! Конечно, мой организм к такому ребенку был не подготовлен!
– К ре-ебе-енку! – передразнила Аня. – Потому что твой организм не понял невинного детского творчества!!
Таракашин скорчил ей рожу и снова повернулся к близкому, родному человеку:
– Нет, Люсенька, если бы этот шалопай не узрел там вашего гулящего пса и не побежал с ним во двор таскаться, я бы… я бы сам его на эту туалетную бумагу посадил!! И она еще удивляется, что я не вылезал из туалета!
– Короче! Забирайте своего… ну в общем, забирайте, – категорично заявила Анна. – Он и у вас – о! Видите, и у вас на туалет косится!
Василиса крякнула и тихонько запела:
– У Оксаны металлург – тра-та-та-та-та, у Светланы драматург, тра-та-та-та-та, а тому ли ты дала обещание любить?.. Да, Люся, это про тебя, никуда не денешься, это твой крест, – с пониманием отнеслась Василиса. – Ты уж с ним сиди, а мне, сама понимаешь, пора на работу.
– Да уж, Вася, пойдем, – потянула ее за руку Аня. – Пусть она сама ему пеленки меняет. Компрессы ставит на проблемные зоны, говорят, очень хорошо скипидар помогает в таких случаях…