Парашютисты
Шрифт:
Когда начало темнеть и Инна закончила ежедневную перевязку, вышли из леса, подошли вплотную к шоссе, залегли в кустах. Договорились спать по очереди. Бесконечно тянулись часы ожидания.
— Ты почему не спишь? — шепотом спросил Слободкин Кузю. — Твой черед ведь.
— А ты почему?
— Мое время вышло уже. Я по звезде слежу.
— По звезде? Ты что, сквозь облака видишь?
— Вон там, на горизонте, светится одна.
Кузя на локтях подтянулся поближе к приятелю,
— Где?
Слободкин взял
— От меня тоже видно, — подал голос Кастерин.
— Значит, так-то вы спите? — сказал Кузя. — А договорились еще. Только "медицина" отдыхает, так получается? Ну, ей при всех графиках положено. Отбой!
Полежали несколько минут молча.
— А звезды уже нет, — послышался девичий шепот.
— "Медицина"?!
— Не зовите меня больше так. Я такой же человек, как все.
— Ты прелесть у нас, Инкин, — как-то очень задумчиво и мечтательно сказал Слободкин. — Ты мне напоминаешь…
— Отставить! — на этот раз совсем решительно и властно рявкнул Кузя.
Впрочем, и без его команды так на так бы и получилось — проснулась Варшавка. Загудела, залязгала — сначала вдалеке, потом ближе, ближе и скоро вся налилась железным громом…
Опять потерян был счет часам и минутам. Скоро солнце со всех сторон начало обшаривать жидкие кустики, в которых спрятались четверо. Пекло нещадно, без перерыва, без жалости. А на кебе, как назло, ни единого облачка. Только комариная ряска между землей и солнцем. Все опухли опять до чертиков. Пожалели даже, что так близко к дороге легли, но в лесок перебраться уже не было никакой возможности, хоть и недалече он был и все время манил своей тенью.
— А какие у немцев обозы? — наклонившись над самым ухом Кузи, спросил вдруг Слободкин.
Кузя наморщил лоб. "В самом деле, какие? Конные? Вряд ли".
— На машинах, ясное дело, — видишь, танки как шпарят. На конях разве угонишься?
— Но разведчики у них ведь верхом, ты же знаешь.
— Да-а… Ну, не будем гадать, посмотрим.
Когда солнце было совсем высоко, на шоссе вдруг неожиданно стихло. Наверное, добрых полчаса стояла полнейшая тишина, даже комары куда-то исчезли.
— Может, зря стараемся? — неожиданно громко спросил Кузю Слободкин.
— Тише ты, чертушка! — цыкнул на него Кузя. — Молчи и слушай.
— Я молчу.
— И слушай, тебе говорят.
— Ну, слушаю.
— Я слышу уже, — встрепенулась Инна. Все насторожились. Кузя привстал на корточки и тут же снова резко припал к земле.
— Обоз!…
Из-за поворота дороги прямо на них двигались крытые фургоны, в которые были впряжены гигантские рыжие лошади.
"Опять рыжие", — подумал Кузя и почему-то глянул на Слободкина. Тот неотрывно смотрел на фургоны и беззвучно шевелил губами.
"Неужели опять считает? — пронеслось в голове
Слободкин больно саданул его в бок:
— Соображаешь?
— Веселей так! — огрызнулся Кузя. — Десять, одиннадцать…
— Тише, чудик, умоляю тебя!
Он рявкнул это так, что передняя лошадь, которая была уже близко, нервно прижала уши.
— Раз, два, три… — Это Кузя уже не лошадей считал, секунды отсчитывал: пронесет или нет? — Сейчас будем хвост рубить, — сказал Кузя опять слишком громко.
Правда, этого уже никто не заметил: высокие кованые колеса высекали из выщербленного асфальта такой гром, что можно было чуть ли не кричать. Об этом Кузя уже не успел подумать: кто-то из четверых не выдержал, дал первую очередь, хотя конец обоза еще не появился. Ну, а раз начал один, значит, все должны…
— Слушай мою команду!
На какую-то долю секунды Кузе вдруг показалось — все пропало, бездарно и непоправимо. Все смешалось, спуталось. Но очередь вспыхивала за очередью, граната летела за гранатой, обоз сперва разорвался надвое, потом обе его половины рванулись в разные стороны.
Рядом с засадой остались стоять два фургона. Ездовые, прошитые десятками пуль, не успели покинуть своих мест и сидели в тех позах, в каких их застала смерть.
— Страшно… — когда все стихло, сказала Инна.
— Слушай мою команду! — крикнул Кузя. — Взять только самое необходимое. И живо, живо, живенько!…
Далеко в лесу, когда пришли в себя и отдышались, Кузя спросил:
— Кто все-таки первый поднял эту заваруху?
— Паника не у нас была, а у них, слава богу, — сказала Инна.
— Значит, ты?
— Во-первых, не я…
— Во-вторых? — не дал ей договорить Кузя. Слободкин заступился за Инну:
— Победителей не судят.
— Вы зря всполошились, я, может, благодарность хотел вынести тому, кто первый начал.
— Ну ладно, сочтемся еще славою. Давайте барыши подсчитывать,деловито вставил слово Кастерин.
Кузя присел на корточки, извлек из своих карманов и торжественно положил перед собой, как величайшую драгоценность, две банки консервов.
— А у вас что? Выкладывайте.
Оказалось, все, не сговариваясь, взяли одно и то же.
Кузя развел руками:
— Или действительно голод не тетка, или мы самые настоящие дурни… Хоть бы пару автоматов еще на развод догадались…
Все смущенно переглянулись, но Кузе не ответил никто. Голод в самом деле брал свое. Несколько банок было тут же открыто, и содержимое их уничтожено. Только после этого обнаружили, что консервы были необычные, таких еще ни разу никто из них не видывал.
— Тут чего-то хитро придумано, — покрутил перед собой пустую банку Кастерин. — Кузнецов, глянь-ка.