Парашюты на деревьях
Шрифт:
— Да уж как придется — нам не выбирать.
— Извините меня за неделикатность. Я — лесной мастер и лес знаю хорошо. Должен дать вам совет — это в интересах вашей безопасности.
Август Шиллят назвал нам несколько кварталов, в которых лучше не располагаться, потому что егери с начальством, преимущественно военными чинами, часто выезжают туда на охоту. Он рекомендовал лучше всего поселиться в квартале № 252. Там молодой лес, низкие густые елочки. Этот квартал никто не посещает.
— Я думал пригласить вас к себе. Но пока нельзя. В моем доме
Шиллят рассказал, где находится его дом и дом Райчука, их приметы, как туда пройти, если очень понадобится.
— Вам не опасно ночью возвращаться домой?
— Я хорошо знаю местность. Обойду всех патрулей. Наконец, я же немец. Был по хозяйским делам. Но если ничто не поможет — так вот! — Шиллят достал из кармана своего короткого пальто тяжелый парабеллум. Он начал прощаться.
— Привет жене и Отто. Поблагодарите жену за заботу о нас.
— Спасибо, сердечное спасибо, — радостно воскликнул Шиллят. Приду завтра сюда в это же время. — Он растворился в темноте.
— Вот тебе и «партайгеноссе». Встретиться бы нам с ним деньков сто раньше, — размышлял Генка. — Мы бы здесь не так развернулись, — он в основном понял суть нашей беседы с Шиллятом.
— Нам, Гена, грешно обижаться. Мы немало передали ценных сведений «Центру». Наши ребята и сейчас, очевидно, передают. А если Шиллят поможет нам, будет еще не поздно, даже если мы здесь встретим свою армию. Впереди, до Кенигсберга — много укреплений. Немцы без боя их не сдадут. Их нужно громить. А это легче, когда знаешь, где эти укрепления и какие они, кто их защищает, каким оружием. Мы должны узнать об этом как можно больше.
— Эх, девушек бы теперь сюда, Аню да Зину… — вздохнул Генка. — Может, наш «геноссе» узнает что-либо от своего квартиранта-пеленгаторщика, работают ли где-либо вблизи подпольные радиостанции. Хотя что узнаешь: может, джековцы работают, а может, из группы Максимова или прибалтийцы, — сам же ответил на свой вопрос Генка.
Весь следующий день мы приводили в порядок наши разведданные: наносили на карту то, что удалось обнаружить за рекой Дайме. Перечитали все, что написали Иван и Алексей. Некоторые населенные пункты приходилось долго искать на карте, потому что названы они были неточно. Так, например, в своей интерпретации даже Кенигсберг Иван и Алексей называли «Кинизберг». Это было еще ясно, но встречались и совсем непонятные названия.
Все же, нужно отдать должное, они передали ряд ценных сведений. Они написали нам о том, что видели сами, где участвовали в ремонте сооружений, о чем слышали от своих товарищей по неволе.
— Как бы нам забросить удочку на этот хутор Шмаленберг? — вслух рассуждал я. — Что там за «шпионская школа», о которой говорил Алексей? Может, фашисты резидентов там готовят для засылки
— «Языка» давай возьмем, и все станет ясно, — как что-то очень простое предложил Генка.
Оно верно, иной раз «языки» попадали нам в руки здесь очень легко. Немецкие солдаты, хотя и были вооружены, но все же вели себя на своей территории беспечно, без особой предосторожности. Попадались нам и случайные «языки». Сложнее выследить и взять.
— Верно говоришь — возьмем одну сволочь и допросим.
Генка не ожидал от меня такой полной поддержки его рискованной мысли. Он посмотрел на меня испытующим взглядом, серьезно ли я говорю.
— Маловато нас.
— Возьмем в помощь Ивана, Алексея. Дадим им по автомату. Смотришь — нас уже четверо, сила.
— Да, так надо сделать. Только гитлеровцы могут с остальными пленными расправиться. Нужно что-то придумать. Может, разыграть захват?
— Посоветуемся с ними.
Вечером мы отправились на встречу с «партайгеноссе». Он пришел точно в назначенное время. «Немецкая пунктуальность», — подумалось мне. Но в данном случае все соответствовало правилам разведки: приходить на встречу точно в срок — ни раньше, ни позже, не маячить, не болтаться.
— Привет вам от моего друга Эрнста, от Отто и «муттер» (так он называл свою жену). — Мы обменялись крепкими рукопожатиями. Искренность этого человека окончательно убедила в его хороших намерениях помочь нам. Он принес в термосе гороховый суп, бутерброды, кофе.
— А здесь, — приложив руку к груди, таинственно и торжественно произнес «партайгеноссе», — карта Восточной Пруссии. Я вам ее оставлю, только следует ее развернуть, чтобы я мог разъяснить вам наши условные знаки, что мы нанесли.
— Пойдем в нашу землянку, — предложил я и тут же спохватился: правильно ли я поступаю, что раскрываю место нашего убежища?
— Нет, не нужно — никто не должен знать, где вы находитесь. Мало ли что случится — не хочу, чтобы на меня пало подозрение.
— Считайте, что это наша запасная землянка, — разведчики так просто не раскрываются, — сказав так, я подумал, что ни Иван, ни Алексей, ни Шиллят, наверное, не знают, что мы остались здесь с Генкой только вдвоем, ничего не знаем о наших остальных товарищах, хотя все еще ждем их каждый день. Догадываются ли они, в каком положении мы теперь очутились? Разведчики так просто не раскрываются — не будем и мы. Будем делать вид, что у нас все в порядке. Чем больше будут верить в наши возможности, тем больше будут помогать нам. Многие немцы теперь стали совсем не теми, кем были в 1941 году, в начале их блицкрига. Предчувствуя крах гитлеризма, боясь расплаты, многие разочаровались в авантюристической политике своего фюрера, ищут случая установить связи с советскими людьми. Что же касается честных немцев, то теперь они всеми силами постараются активизировать свою деятельность, чтобы быстрее покончить с нацизмом, который принес смерть и разрушение народам Европы, навлек позор на Германию.