Паренек из Уайтчепела
Шрифт:
– Тебе что за дело, Окорок? Сам-то похлеще меня в дерьме копашишься.
За прилавком, гоняя мух над кусками свежего мяса, стоял курносый мальчишка с копной рыжих волос.
– Ну уж нет, это ты у нас дерьмокопатель, – парировал он, усмехнувшись. – А я – ученик мясника, – и он продемонстрировал парню большой разделочный нож.
Джек ненавидел прозвище, которым народ окрестил всех детей его профессии – «жаворонки», – к счастью, ему скоро пятнадцать, и он займется чем-нибудь посерьезней сбора прибрежного мусора.
А Окорок продолжал:
– Слышь, Жаворонок, – голос
Джека как кипятком обдало, окатило от макушки до пят. И он закричал, порываясь к насмешнику и желая вздуть его хорошенько:
– Не смей поминать ее имя, чертов урод! – Его кулак уже предвкушал приятную боль от соприкосновения с челюстью рыжего негодяя, когда, налетев на взявшуюся неизвестно откуда девицу, он получил корзинкой по голове. К счастью, пустой...
– Смотри, куда прешь! – огрызнулась она и тут же добавила: – Джек, это ты? Давно не виделись. – Свирепое выражение ее личика разом разгладилось, сменившись улыбкой.
Парень потер место ушиба и просипел:
– Я. Здравствуй, Ханна.
Где-то на заднем плане гоготал Окорок, потешаясь над Джеком, но сам он глядел только на Ханну, подругу сестры. Бывшую подругу сестры, которой у него больше не было...
Они постояли в неловком молчании, а потом девушка произнесла:
– Как вы, держитесь? Твоей матушке стало лучше? – И, опустив голову: – Мне её не хватает... – Оба знали, о ком она говорит, даже без слов. Слова были бы лишними. – Всё вспоминаю и вспоминаю. Такое несчастье, Джек!
Ханна с Энни дружили долгие годы, неразлучные с самого детства, они были почти как родные, но даже с лучшей подругой сестры вести разговоры об Энни Джек не хотел – просто не мог. Как будто что-то удерживало его, стопорило дыхание... Но голос в его голове упрямо нашептывал: «Не будь букой. Ханна здесь не при чем», и он пересилил себя:
– Все хорошо. Маме получше. – Вранье, конечно, но он не хотел грузить Ханну своими проблемами. Ей своих, он уверен, хватает... – Ты как? Все так же прислуживаешь на Гросвенор-сквер?
Та кивнула и вдруг зачастила с обидой в голосе:
– Все там же, сил моих больше нет. Миссис Джонсон, наша домоправительница, придирается ко мне по каждому пустяку: то я, видите ли, камины не умею растапливать, то недостаточно хорошо выскребаю лестницу перед домом... – Она продемонстрировала свои натруженные ладони: – Да у меня от щелока живого места на руках не осталось, а ей все неймется. – И с твердой уверенностью: – Уйду я оттуда, как пить дать уйду. Дай только время! – А потом, словно припомнив нечто забавное, улыбнулась: – Слышал новость, в доме сэра Риверстона огромный скандал: мисс Аманда Блэкни, единственная дочь, сбежала с лейтенантом Берроузом, нищим франтом, обхаживавшим её? Они держат эту историю в тайне и, если верить молве, подрядили кузена сбежавшей девицы, мистера Джорджа Мейбери, отыскать беглецов, и вернуть сестрицу в лоно семьи. Только ведь шила в мешке не утаишь... – посочувствовала
Джек ощутил свербение в левом ухе, а вслед за ним тот же голос в его голове отчетливо произнес: «Ты только подумай! Утопленница с золотой цепочкой на шее и неожиданно пропавшая дочь сэра Риверстона...»
– Когда, говоришь, пропала девица? – уточнил Джек скучающим тоном.
– Так нынешней ночью, ясное дело. Переоделась в платье служанки и была такова...
«Это она, Джек! Точно она»
– А лейтенант этот… Берроуз, кто такой будет?
Ханна пожала плечами.
– Дворянчик из обедневших, скользкий тип, большой охотник до богатых невест. Слыхала, завсегдатай паба на Чапман-стрит. А тебе-то это зачем? – спохватилась она.
Джек плечами пожал.
– Да так, любопытно. – И шагнул в сторону. – Бывай, Ханна, береги себя.
Она улыбнулась и помахала припустившему между рядами мальчишке поднятой рукой.
Джек протиснулся в полутемное помещение паба и осмотрелся: в этот дневной час людей здесь было немного, и присутствующие, сгрудившись за центральным столом, оживленно переговаривались. От табачного дыма у парня заслезились глаза, он с трудом проморгался и, напустив на себя вид заправского парня, пробрался к стойке, за которой внушительного вида детина разливал пиво по кружкам.
Он осведомился с улыбкой:
– Как работается, дружище? Гляжу, у вас нынче весело.
Рыжебородый окинул его оценивающим взглядом.
– Пить будешь? – пробасил он.
– Мне бы что перекусить для начала, – откликнулся парень под громкое урчание желудка.
И хозяин, а был это именно он, скрывшись на время на кухне, вскоре шмякнул перед мальчишкой тарелкой с мясным пирогом. Дух от него шел до того соблазнительный, что у Джека скрутило желудок – он вгрызся в толстую корку зубами, словно изголодавшееся животное, и умял половину в минуту. Но при этом не забывал поглядывать по сторонам...
А что, если этот Берроуз и есть Кукловод?
Что, если он выманил мисс Блэкни из дома, а потом... бросил в реку? Однако, богатые леди с первыми встречными из дома не убегают.
Догадки его были притянуты за уши, совершенно бредовые, если подумать: ну, утопла нечистая на руку камеристка, ну сбежала богатая мисс со своим ухажером. Что ему-то неймется? Связи между обеими нет никакой. Ему просто хочется что-то найти… кого-то найти (Кукловода), вот он и мается дурью.
«Все-таки странное совпадение», – шепнул голосок в голове.
– А не знаете ли вы некоего Берроуза? Говорят, он лейтенант... морской. Частенько сюда захаживает...
Рыжебородый, получив плату за Джеков пирог, смягчился и указал головой в сторону честной компании за центральным столом:
– Ты про того, что заливает горе второй по счету бутылкой? – Джек тоже посмотрел на мужчин. Кто из них лейтенант? Не тот ли, с щегольскими усиками?
От стола до них долетел пьяный окрик:
– Эй, хозяин, еще бутылку, будь оно все неладно! Сегодня я намерен быть пьяным и бесконечно несчастным.