Паренек из Уайтчепела
Шрифт:
Джек отклеился от стены соседнего дома и последовал за мужчиной. Крался за ним, едва сам себе позволяя дышать и обмирая, стоило незнакомцу остановиться и запалить сигарету. В свете уличных фонарей тот пускал в воздух сизые облачка дыма и неторопливо шествовал дальше…
Джек, увлекшийся слежкой за незнакомцем, не сразу расслышал шаги позади. Осторожные, едва слышные, в пропитанном влагой воздухе они раздавались особенно четко. «Показалось», – подумал он было, едва их услышав, но вскоре с ужасом убедился, что за ним, действительно, кто-то шел.
В тот момент осознания его сердце едва не
Кукловод!
Кукловод выслеживает его!
«Беги, Джек, беги!» Голос сестры взорвал его барабанные перепонки, и парень бросился наутёк. Несся, совсем потерявшись в туманном мороке ночи и собственных страхов…
Он понял вдруг, что теперь все зависит лишь от скорости его ног...
Джек плохо спал этой ночью: странные сны, витиевато сплетенные из вымысла и реальности, заставляли его метаться в постели, шептать обрывки невразумительных фраз, вскрикивать – нервное напряжение не оставляло его даже во сне. То утопленница с голубыми глазами сестры задорно смеялась, нашептывая: «Какой же ты милый, глупышка. Ничего-то со мной не случится!», то уже сама Энни, бледная, вымокшая до нитки, протягивала к нему бескровные руки и говорила: «Посмотри на них, Джек: разве так выглядят руки благородной девицы?», а потом уходила в туман, подобно страшному призраку...
Джек проснулся в поту.
Мысль, еще вчера теплящаяся на задворках сознания, выкристаллизовалась с определенной ясностью: руки, так называемой, Аманды Блэкни не были руками благородной девицы!
Как же они с мистером Мейбери не обратили на это внимание?
Джек вскочил, подумав, что просто обязан свидеться с Мейбери и поделиться догадкой. Да он и сам, верно, уже догадался о совершенной ошибке… Руки утопленницы выглядели точь-в-точь как руки Ханны, продемонстрированные ему на Смитфилдском рынке: грубые, с изъеденной щелоком кожей и въевшейся в трещинки угольной пылью. Такое не объяснить двумя баржами, обезобразившими лицо… Руки служанки – ее визитная карточка.
– Уходишь? – зашевелилась на старом матрасе мать Джека. – Рано еще, поспи малость.
– Мне нужно, мам. – Он пригладил вздыбленный чуб. – Ты главное не волнуйся! Я вернусь, прикупив нам еды.
Она улыбнулась:
– Как же мне не волноваться, малыш… Ты хоть и вымахал, словно шпала, а все еще сущий ребенок. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось… – Глаза ее заблестели. Джек понял, что она вспомнила Энни… – Береги себя.
– Как всегда, мам.
С такими словами Джек вышел за дверь и сбежал по хлипким ступеням, стенавшим под его незначительным весом расстроенной скрипкой. В коридоре воняло мочой и кислой капустой, а еще безысходностью и тоской, въедавшихся в кожу похлеще угольной пыли – обитатели Уайтчепела носили в себе и то, и другое, как печати на измученных лицах.
В одной из квартир надрывно плакал ребенок…
Джек давно привык к узким грязным улочкам родного района, перегороженным телегами и лотками торговцев, между которыми тенями сновали жители мрачных трущоб. Он и сам был одним из этих теней, и однажды сольется с серыми стенами, словно призрак… Но с какой-то детской
– Эй, красавчик, не хочешь вкусить прелести жизни? – окликнула его от стены потасканная девица, задирая грязную юбку.
– В другой раз, – кинул Джек на ходу, ощутив стыд за несчастную, что сама давно утратила это чувство.
С Темзы несло отвратительными миазмами…
Но здесь, среди трущихся по углам проституток, пьяного хохота из таверн и плача детей Джек хотя бы не ощущал дыхания Кукловода, преследовавшее его с прошлого вечера… Он сам толком не понимал, откуда пришла эта уверенность, но знал точно: тот наблюдает за ним. Передернув плечами, быстрым шагом он миновал Корнхилл-стрит и здание Английского банка, вышел на веселую Пикадилли-серкус, а оттуда «зайцем» на запятках проезжавшего кэба добрался до Гросвенор-сквер.
Вот и дом с траурным венком на двери… А коляски Мейбери нет. Как жаль, что он не знал адреса этого джентльмена! Придется околачиваться вокруг, дожидаясь его приезда.
И Джек ждал, изнемогая от нетерпения, а, когда Мейбери все-таки появился, буквально бросился под копыта его лошадям, не в силах удержаться на месте.
– Сэр... мистер Мейбери, мы ошибались! – закричал он, уворачиваясь от разъяренного возницы. – Эта утопленница – не ваша кузина. Вы должны осмотреть её руки, и всё сами поймете!
Мейбери вышел из экипажа, смерив Джека пристальным взглядом.
– Снова ты, – сказал он с видимым недовольством. – Шел бы ты подобру-поздорову. На этой улице траур. Ни к чему тебе здесь ошиваться…
– Но, сэр, – охладила пыл Джека отповедь Мейбери, – руки утопленницы...
– … Мисс Блэкни, хотел ты сказать.
– Руки мисс Блэкни, – с готовностью подхватил он, – вряд ли могли быть с грубо обрезанными ногтями и кожей, загрубевшей от тяжелой работы. Моя сестра всегда говорила, что руки определяют происхождение… По ним легко отличить леди от горничной. А руки утоп… той, что вы посчитали кузиной, были руками служанки. Припомните сами…
Джек замолчал, понимая, что, либо его огреют прогулочной тростью, либо прислушаются. Он надеялся на второе…
– Она долго пролежала в воде… – наконец, сказал Мейбери. – А еще эта баржа.
Джек замотал головой. Он нутром чуял, здесь что-то не так...
«Скажи про Берроуза», – шепнул внутренний голос.
– Берроуз, сэр, откуда мы знаем, что он не дождался мисс Блэкни? – выпалил он. – Вдруг он именно тот, кто нам нужен? – Джек замолчал с многозначительным видом, позволяя своему собеседнику самому дойти до правильной мысли.
И тот усмехнулся:
– Берроуз – наш Кукловод, ты на этой сейчас намекаешь? Ну уж нет, никогда не поверю. Это ничтожество если на что и способно, так только на пьяный дебош и растраты. Слышишь, парень, выбрось это из головы! – серьезно посоветовал он. – У тебя разыгралось воображение. Точка. – Мейбери сделал шаг к двери.
– И все-таки руки утоп… этой девушки, сэр, они наводят на мысли, – не унимался Джек. – Я бы на вашем месте задался вопросом, кто подкинул цепочку вашей кузины обычной служанке.