Паренек из Уайтчепела
Шрифт:
От надгробий с давно забытыми именами веяло тайной, загадкой…
А Джек любил разгадывать тайны.
– Сторожка в той стороне, – сказал Тодд, прерывая их затянувшееся молчание.
Они как раз вошли воротами на кладбище, и он, не сбавляя шага, последовал по дорожке вдоль будто шепчущихся между собой лип. А, быть может, шептались это не липы, а призраки упокоенных здесь годами людей…
В любом случае, вскоре перед ними предстало небольшое строение, домик могильщика, и друзья, постучав в дверь, прислушались к звукам дома. В нем, казалось, никого не была, да и на стук никто не ответил. Тогда,
– Здесь, вроде как, никого, – разочарованный, констатировал Тодд.
– Похоже на то, – Джек подергал дверную ручку.
– Что будем делать?
Джек задумался, прикидывая в уме, как лучше им поступить, и попросил:
– Отведи меня на могилу мисс Эдвардс. Может, дорогой и сторожа встретим... Уверен, он где-то неподалеку.
– Пойдем.
В северной части кладбища, затененной листвой могучих дубов, они замерли подле свежей могилы мисс Эдвардс, семнадцатилетней дочери клерка средней руки, мистера Томаса Эдвардса. При жизни девица обитала на Карнаби-стрит в районе Сохо и даже не представляла, какие душевные треволнения вызовет ее смерть в душе абсолютно ей незнакомого человека.
– Вот этот букет лежал с другой стороны, – указал Тодд на уже порядком увядший букет с белыми лилиями. – Сам видел, как его уложили вот здесь, – тычок пальцем, – а утром он оказался на другом месте. А еще эти ромашки, – у парнишки вспыхнули уши, – были положены тут, по центру могилы, а теперь их под самые лилии запихнули...
Джек понял, что ромашки принес девушке Тодд, а значит, хорошо знал, где именно их положил. Стало быть, сомневаться в его рассказе не приходилось…
– А где те кусты, в которых ты прятался? – спросил он у друга, и Тодда указал на кусты бузины, ютившиеся близ склепа из серого камня.
– В них и сидел, пока не зазвонил колокольчик, – сказал он со вздохом, – в них и очнулся. Сам видишь, здесь отличная видимость...
– Вижу.
Джек осмотрел указанные кусты, прошелся от склепа к могиле, и вдруг его гневно окликнули:
– Эй, что ты здесь делаешь? Проваливай, парень. – Кричал тощий мужчина с рабочей лопатой в руках.
Неужто нашелся кладбищенский сторож?
– Вы случайно не местный сторож? – спросил его Джек. – Мы как раз вас искали для разговора.
Мужчина подозрительно покосился то на Джека в его щегольской одежде, то на молчаливо стоявшего Тодда.
– Какого еще разговора? – настороженно осведомился он. – Мне некогда лясы точить – работать надо.
Джек сделал шаг в его сторону.
– Мы много времени не займем. Просто хотели поинтересоваться насчет могилы мисс Эдвардс...
– А что о ней интересоваться? – посерев лицом, осведомился мужчина. Как бы сильно он ни пытался, скрыть панику у него выходило не очень. – Померла девка, похоронили ее – вот и весь сказ. Еще и могилка не успела просесть...
Парни переглянулись, и по лицу Тодда Джек понял, что говоривший ему не знаком: этой ночью он не был у могилы мисс Эдвардс, по крайне мере, молодой человек не видел его. Однако, он слишком нервничал, чтобы быть непричастным…
– А не слышали ли вы звон колокольчика этой ночью? – спросил Джек, не отводя от сторожа взгляда. – Мой приятель уверен, что видел мужчин, пришедших с лопатами на его звон.
Тут
– Он что-то знает, так я и знал, – крикнул Тодд, срываясь вдогонку за сторожем.
Джек несся следом, отставая на пару шагов... Новый костюм, не предназначенный для спринтерских забегов по дорожкам Хейгейтского кладбища, стеснял движения. Еще и шляпу приходилось удерживать на голове... Прежде Джек таких неудобств не испытывал, и, как итог, могильщик оказался проворнее. Сумел не только пересечь кладбище, но и выскочить за ворота, призывно размахивая руками. Проезжавший кэб замедлился самую малость, и мужчина, вскочив на подножку, велел кэбмену поторопиться. Тодд ругнулся сквозь зубы, глядя вслед уезжавшему экипажу, но Джек закричал: «Лови кэб! Догоним его», и парнишка бросился наперерез следующему вознице.
– Если не упустишь тот кэб, – сказал Джек вознице, указывая на удаляющийся экипаж, – заплачу шестипенсовик.
Тот окинул его внимательным взглядом и, должно быть, удовлетворенный осмотром, кивнул.
– Будет сделано, сэр, – отозвался, пришпоривая лошадей.
Преследуемый ими кэб, между тем, обогнул Ватерлоу-парк и направился по Найгейт-хилл в сторону Хэллоуэя. Ехал он не спеша, должно быть, не ожидая погони, и могильщик с ужасом понял, что просчитался, когда, сойдя на Митфорд-роуд, заметил обоих парней, бежавших к нему через дорогу.
Он выпучил большие глаза, взмахнул руками и снова сорвался на бег, так высоко вскидывая ногами, что казался нескладным, членистоногим в человеческом облике. Так они пробежали еще целый квартал… Парни вспотели, выбиваясь из сил, готовые сдаться (Тодд уже еле дышал). И тут могильщик, юркнув в узкий проулок, пронесся по куче осклизлого мусора, едва не растянувшись на нем, и, распахнув чуть приметную дверь, скрылся за ней в долю секунды.
– Куда это он? – прохрипел Тодд, уткнувшись руками в колени и со свистом, задыхаясь дыша.
– Понятия не имею. Но сейчас мы это узнаем! – произнес Джек, решительным шагом направляясь к двери и потянув ручку.
Та неожиданно поддалась, и Джек с Тоддом вошли внутрь. Пересекли кухню, даже не удосужившись отозваться на удивленный окрик кухарки: «Эй, кто вы такие?» и вышли в просторный холл, являвшийся чем-то вроде роскошно обставленный гостиной. Здесь стояли элегантные диваны в стиле рококо, заваленные ворохом шелковых подушек с восточным орнаментом. Цвет стен был розово-алый, потолок украшали золотые виньетки. Жардиньерки, столики для вина – все недвусмысленно намекало на саму суть этого места.
Джек с Тоддом оказались в борделе.
Не в самом захудалом из них, где продажные куртизанки отрабатывали еду, получая по несколько пенсов с клиента, но и не в престижном доме терпимости, вроде «Строптивой миледи», что в Пейденктоне (Джек слышал, что некоторые из местных девиц зарабатывали по соверену за час). Это был тот самый середнячковый бордель, который в иерархическом реестре борделей стоял где-то между тем и другим…
– Кто вы такие? – послышался с лестницы женский голос. – Как здесь оказались? – Голос был недовольный и явно привыкший повелевать.