Пари
Шрифт:
Вагин осторожно укладывает профессора на спину и, подложив ему под голову кожаное сиденье, молча опускается рядом.
– Я завидую ему: он умрет, не приходя в сознание, - тихо говорит Тилтон.
– Легкая смерть по сравнению с тем, что ожидает нас...
Он сидит спиной к иллюминатору, вытянув перед собой негнущуюся ногу.
– Не надо, Фрэнк...
– Вагин кладет руку ему на плечо.
– Давайте лучше попробуем выяснить, что произошло.
– Что тут выяснять... Разве не видите?
– Американец кивает на пульт, зияющий разбитыми приборами.
–
"Не на что..." Вагин чувствует, как холодок пробегает у него по спине от этих слов. А может быть, это просто холод океанской бездны, все сильнее проникающий сквозь стальные стенки... Неужели правда все кончено? Заживо погребены... Нет, что бы ни случилось, надо до последней минуты не терять надежды. Если смерть неизбежна - он, по крайней мере, встретит ее по-человечески...
Тилтон приподнимает крышку ультразвукового передатчика и что-то внимательно рассматривает. Потом, безнадежно махнув рукой, опускает крышку на место.
– Давайте забинтую, - Вагин дотрагивается до ноги американца.
– Сам я, видите, отделался ушибами.
– Зачем?
– пожимает плечами Тилтон.
– На тот свет пускают и без этого... Но ногу все-таки дает.
– Там, на корабле, конечно, уже поняли, что с нами что-то стряслось, говорит Вагин, делая перевязку.
– И они примерно знают, где нас искать.
– Пробуете себя успокоить?
– Американец криво усмехается.
– Зря... Им никогда не нащупать батискаф в этой щели. Да если бы даже и увидели его через подводную телекамеру - что толку? Помочь нам они все равно бессильны... Невозможно поднять батискаф с такой глубины...
Он хмуро смотрит на неподвижно лежащего старика.
– Видит бог, я пытался остановить этого сумасшедшего... Если бы не его безрассудство...
"Пусть ты прав, - думает Вагин.
– Но говорить так об умирающем..."
– Интересно все-таки, что это было?
– произносит он, стараясь переменить тему разговора.
– Так тряхнуть батискаф!.. Какой-нибудь исполинский кальмар?
– Меня это сейчас меньше всего интересует, - отрезает Тилтон.
– Я знаю только, что кислорода у нас осталось самое большое на семь часов...
Внезапный толчок заставляет обоих затаить дыхание. Неужели механизм аварийного подъема все-таки сработал?! Не смея поверить, Вагин бросается к иллюминатору. Нет, там по-прежнему плотная непроглядная тьма. Ничего невозможно понять...
И все-таки батискаф движется! Да, теперь они уже отчетливо ощущают легкое покачивание!.. Движется! Но только не вверх... Вагин и Тилтон озадаченно смотрят друг на друга. Буйно нахлынувшая радость сменяется недоумением. Сомневаться не приходится: непонятная сила влечет батискаф куда-то в сторону...
Но куда и зачем? Если это чудовищной силы животное, то чем могла его привлечь стальная громадина, явно не пахнущая съедобным? И как оно ухитряется, это неведомое
– А что если...
– Тилтон вдруг резко поворачивается к Вагину.
– Что, если это не животное?!
Так вот о чем он, оказывается, думает!.. Та же самая мысль, которая только что мелькнула у Вагина... Но он тут же поспешил осадить свое воображение, сказав себе, что все это слишком отдает профессиональной привычкой фантазировать.
Вагин так и отвечает американцу:
– Это у вас, Фрэнк, просто сказывается профессиональная привычка...
А сам наклоняется к профессору. Неужели старик так и не придет в сознание?.. Приложив ухо к его груди, Вагин напряженно вслушивается. Сердце еще бьется. Но все слабее и слабее.
– Прости меня, старина, - тихо произносит Тилтон после долгого тягостного молчания.
– Я же понимаю: ты не мог иначе... Мне просто немного завидно. Нам судьба приберегла нечто пострашнее...
Точно в подтверждение этих слов гондолу пронизывает резкая, труднопереносимая вибрация. Тонкое дребезжание разбитых приборов наполняет кабину. Потом, словно вырвавшись из невидимых щупальцев, батискаф стремительно падает куда-то вниз. Толчок... Гондола села на что-то твердое... И сразу за иллюминаторами вспыхивает яркий зеленоватый свет. Свет на дне океана!!
Выключив лампочку, Вагин судорожно приникает к запотевшему от холода бронестеклу. И, не сдержавшись, вскрикивает от изумления. Там, снаружи, нет никакой воды!.. Батискаф стоит в огромном, залитом светом зале, окруженный какими-то непонятными сплетениями шевелящихся красных отростков... Живые существа?! Или, может быть...
Фантастическое видение исчезает так же внезапно, как и появилось. Точно кто-то поспешно задергивает иллюминатор черной шторкой. В кабине воцаряется мрак.
– Можете меня поздравить, - раздается под ухом хриплый срывающийся голос Тилтона.
– Итак, я, к несчастью, выиграл наше нантское пари...
* * *
Мертвое, давящее безмолвие.
Вот уже, наверно, минут двадцать они неподвижно сидят в темноте, мучительно, неотвязно думая об одном и том же. Сидят и ждут. Может быть, вот сейчас, через секунду, снова вспыхнет за иллюминаторами загадочное зеленое сияние, и они смогут, по крайней мере, разглядеть... Но время идет, а снаружи по-прежнему не видно ни зги.
– Да, "метеориты"...
– медленно произносит Вагин - Неужели мы сейчас в одном из них? Или те, кто прилетел, построили этот зал на дне...
– Во всяком случае, затащили они нас сюда не для того, чтобы разыгрывать представление по мотивам ваших розовых рассказов, - откликается Тилтон. Поистине ирония судьбы: автор идиллий о "братьях по Разуму" - в плену у чужезвездных пришельцев!
Они полны желчи и отчаяния, эти падающие из темноты слова.
– ...А как вы были самоуверенны там, в Нанте!.. Нет, я не собираюсь сейчас возвращаться к тому спору. Это было бы смешно перед лицом того, что нас ждет... Я только хочу спросить: вы поняли теперь, насколько глубоко ошибались?