Пари
Шрифт:
Из кафе выхожу вооруженный двумя неприятными мыслями: я узнал, что Вика помогала Марату тянуть время, но так и не узнал имя затесавшейся в мои ряды «крысы». И если насчет второго у меня пока нет никаких идей, то для Виктории я приготовил кое-что особенное.
Глава двадцать третья: Вика
— Она правда настоящая? — Женщина, по виду которой никак не скажешь, что она может позволить себе сумку от «Шанель», вертит в руках мою малышку редкого цвета фуксии, надавливает пальцами на эксклюзивную кожу «рыбья икра», и то и дело хмурится. — Нет, вы не подумайте, просто… это так дорого.
Покупательница окидывает меня подозрительным взглядом. И есть из-за
— Я больше не скину, — отрезаю сразу. — Сумка подлинная, я вам все доказательства предоставила.
Хорошо, что ко мне «прицепилась» бабушкина привычка сохранять чеки на дорогие покупки. В свое время, когда у нас не было денег даже на еду, она нашла покупателя даже на наш старенький, но вполне рабочий телевизор. До сих пор не понимаю, зачем он понадобился покупателям, но у бабули были на руках все документы и чеки, так что покупателям не удалось сбить цену. Только благодаря тем небольшим деньгам мы смогли протянуть пару недель до ее пенсии.
— У меня юбилей на следующей неделе, — зачем-то объясняет покупательница, и снова мнет сумку в руках, да так беспощадно, что у меня сердце кровью обливается. — Давно хотела себе такую сумку, но сами понимаете, как это дорого.
— Я продаю ее на тридцать процентов дешевле ее стоимости в магазине, — в свою очередь напоминаю о своей щедрой скидке. — А если учесть ее идеальное состояние, полный комплект брендовой упаковки, редкий цвет и официальную снятость модели из официальной линейки бренда, то она достанется вам в два раза дешевле. Да вы потом продать ее сможете дороже чем купили и останетесь в плюсе!
Она кивает и кивает, а я, не выдержав, забираю сумку из ее рук.
Покупательница отчаянно сжимает пальцы.
— Послушайте, я все понимаю, — решаю брать быка за рога, — но вы или покупаете, или нет. У меня еще два покупателя в очереди.
— Хорошо, я беру! — моментально соглашается она. — Как договорились — половину наличкой, остальное — переводом?
— Да.
Она берет свою потертую годами сумку типа «портфель», достает оттуда типовой конверт и вручает мне для пересчета. Я проверяю каждую купюру — мало ли под кого в наши непростые времена могут маскироваться мошенники. Но все как будто в порядке. Потом диктую номер карты и покупательница переводит остаток суммы. Я чувствую громадное облегчение, глядя на общую сумму счета — мне как раз хватит заплатить за производство тапулей!
— Я могу ее забрать?! — Не дождавшись ответа, счастливая покупательница хватает сумку и на радостях быстро заталкивает ее в фирменный пыльник, а потом — в коробку, и все вместе — в простой мятый пакет с названием известного продуктового супермаркета.
Хорошо, что мне эта сумка никогда особо не нравилась — схватила ее, потому что подвернулась возможность заиметь эксклюзивный «юбилейный» цвет, да еще и на фоне новостей про то, что бренд уже снял эту модель с производства и теперь достать ее можно только в виде остатков на полках магазинов. Да и цвет этот, если честно, мне всегда казался странным, так что мне правда почти не жаль с ней расставаться. Ну разве что чуть-чуть, и то потому что я и представить не могла. Что однажды жизнь заставит меня распродавать нажитое непосильным трудом.
— Я вам так благодарна! — приговаривает женщина, и слезы счастья в ее глазах вводят меня в ступор. — Я так давно мечтала именно о такой сумке — вы не представляете. Копила столько лет, однажды чуть было не нарвалась на мошенников. Это… просто мечта всей жизни! Я так счастлива.
— Ну… да, — говорю заторможенно, и тут же прячу руки под стол, потому что покупательница норовит с благодарностью пожать обе. — Носите с удовольствием.
Встаю и быстро ухожу из кафе, стараясь держаться особняком от скоплений народа, потому что до сих пор не могу поверить, что все прошло без сучка-без задоринки, и все это не оказалось одной большой подставой
Я сворачиваю до станции метро, запихиваю себя в забитый человеческими телами вагон.
Так женщина так искренне радовалась. Вспоминаю, как она мяла дорогую дизайнерскую кожу, как прижимала к груди маленькую «фуксию» и чуть ли поливала ее слезами. Она наверняка не будет ухаживать за ней как положено — не будет хранить в пыльнике, со временем, когда радость от покупки поугаснет, начнет пихать в нее невпихуемое, бросать ключи просто так, без ключницы, обязательно поцарапает обо что-то кожу и порвет подкладку. Эта сумка наверняка могла бы иметь гораздо более «знающую» хозяйку, но…
Я пытаюсь вспомнить, когда меня так же колбасило от радости обладания желанной вещью. Месяц за месяцем возвращаюсь назад, вспоминая свои поездки в Париж и Милан, и даже в Монте-Карло (никогда еще я не была так близка к опустошению всех своих счетов, как тогда). Могу с точностью до дня сказать, когда в моей коллекции появились первые «Ролексы», первый знаменитый «гвоздь» и сумка, за право владения которой нужно отстоять очередь и пройти собеседование. Но нигде в этом нет радости.
Я нащупываю ее только в те далекие времена, когда в моей жизни появился Лекс. И нашу первую поездку заграницу, где он затащил меня в дорогой бутик и там я впервые в жизни получила настоящие Джимми Чу идеального кремового цвета, на самом невероятно тонком каблуке. Абсолютно реальные туфли, в фирменном магазине, стоимостью как весь мой гардероб. Лекс уже хорошо стоял на ногах, но даже для него это был царский подарок. Боже, да я спала в обнимку с этими туфлями! Боялась их носить, просто хранила на полке с таким же трепетом, как хозяйка моей новой съемной квартиры хранила свой сервиз из карасей. Лексу, глядя на все это, пришлось купить мне еще одну пару — на случай, если я действительно умудрюсь испортить первую. И хоть от нового подарка я тоже прыгала до потолка, в памяти запечатлелись эмоции именно от первого.
Я возвращаюсь домой, в новую мрачную квартиру, переступаю через пакеты с бытовой химией, которые так и не распаковала, иду в ванну и умываюсь ледяной водой. Просто чтобы немного прийти в чувство.
Завариваю дешевый кофе.
Делаю себе самый обычный бутерброд на белой булке с маслом и сахаром, но все это на вкус словно грязь.
Реву и медленно сползаю на пол, закрываю голову руками как в детстве, когда отец приходил пьяный и в меня летело буквально все, что подворачивалось ему под руку. Я так долго старалась забыть все это. Но почему-то именно теперь воспоминания накрывают с головой, заставляя вспомнить и его пьяный мат, и крики матери, их постоянные драки, обещания убить друг друга. А потом однажды на пороге появилась бабушка, взяла меня за руку и сказала, что я поживу у нее. Больше в дом к родителям я не вернулась и родителей никогда не видела. Даже спустя много лет не нашла в себе ни сил, ни желания поехать на похорон.
Мою экскурсию в прошлое прерывает настойчивый кошачий крик.
Поднимаюсь, беру веник и с опаской иду в гостиную, откуда раздаются эти адские звуки. Котяра сидит внутри балкона, на деревянной тумбе и просто орет. Хотя, заметив меня, немного прижимает уши и начинает шипеть прицельно мне в глаза.
— А-ну иди отсюда! — грожу ему веником, но кот, вместо трусливого побега, начинает вдобавок еще и шипеть.
У меня в прихожей лежит пакет с кошачьей едой, которую посоветовала взять Катя — недорогой отечественный производитель, но не уступающий по качеству дорогим раскрученным брендам. Я в этом ни черта не понимаю, поэтому просто взяла то, во что она ткнула пальцем. Собиралась распить с этим демоном в кошачьем обличии «мировую», но глядя на его оскаленную пасть, мысленно говорю «чур меня!» и задергиваю занавеску.