Париж 1914 (темпы операций)

Галактионов Михаил Романович

Вместо развязывания и способствования живым динамическим силам гигантской битвы германское главное командование тормозило их, с тем чтобы в конечном итоге дать обратный ход.

б) Левый фланг Марнской битвы

В 11 час. утра Хенчвыехал на автомобиле из Люксембурга в сопровождении капитанов генерального штаба Кенига и Кеппена. Дорогой он будто бы сказал, что его сделают «козлом отпущения» за чужие грехи. Так оно, по правде сказать, и вышло. Однако, официальная немецкая история проделала это с большой осмотрительностью. Взвалив на Хенчавсю ответственность за отступление, она в то же время старается не слишком измельчить и принизить тщательно разработанный ею образ злополучной тени генерал Мольтке,отсиживавшегося в своем «прекрасном далеко». Иначе вся концепция выходила бы уж очень неправдоподобной.

В 14 час. дня Хенчприбыл в Варенн (Warenne), где находился штаб 5–й армии. Здесь ему изложили в благоприятном свете положение на фронте: после взятия фортов Труайон и Ле — Парош рассчитывали на решительный успех. Хенчсвоего мнения не высказал, но обещал еще раз заехать на обратном пути.

В 16

ч. 15 м. Хенчбыл уже в Кургнзоле — в штабе 4–й армии. Здесь также царило оптимистическое настроение, и Хенчпо телефону (из этого пункта была прямая телефонная связь) сообщил благоприятную оценку в главную квартиру.

В 17 ч. 45 м. Хенчприбывает в Шалон — штаб 3–й армии. Здесь составлено уже вечернее донесение главному командованию; в конце него стоит, однако, неприятная фраза: «На правом, крыле2–й армии дело, должно быть, обстоит неблагоприятно, угрожает охват». Из песни слова не выкинешь. А оно сильно портит цельность официальной легенды. В самом деле, если 8 сентября к вечеру в штабе 3–й армии понимали, что 2–й армии угрожает охват справа, как можно утверждать, что собственно и 9 сентября 2–й армии на ее правом крыле никакой серьезной угрозы не было. Хенчделает к донесению приписку: «Положение и настроение в 3–й армии весьма благоприятны».

Впоследствии, в штабе 1–й армии, Хенчдал противоположную оценку положения на левом крыле Марнской битвы. В самом деле, если 4–я и 5–я армии действительно продвигались вперед в отдельных районах, если в центре сражения французскому расположению угрожал прорыв, что все это означало в общей картине гигантского сражения? Разрыв между правым и левым крылом германского расположения: правое крыло фронтом все больше поворачивалось на запад; левое же — на восток. Но поскольку правое крыло было сковано наступлением союзников и именно здесь чрезвычайно быстро назревал кризис, наступление левого крыла, даже если оно и протекало бы успешно, только обостряло этот кризис в еще большей степени. Все меньше оставалось надежды быстро сдвинуть расположение к западу, усилив крайний правый фланг. Нужно понять, таким образом, почему черные мысли все настойчивей осаждали Хенчапо мере того, как он двигался к правому флангу. Напрасно нам намекают на болезненную неврастению, обострившуюся якобы у Хетав это время: несомненно были и объективные условия, которые могли больно бить по нервам.

2. Монмор (Montmort)

(Схемы 15 и 18)

а) Отступление 3–й армии предрешено

В 19 ч. 45 м. вечера 9 сентября Хенчприбывает в Монмор, где находился штаб 2–й армии. Пребывание его здесь до утра следующего дня ярко расцвечено легендой, которая должна заменить научное истолкование событий. Официальная история стремится приковать наше внимание к максимально точному и беспристрастному воспроизведению всех мелочей, относящихся к Хенчу,и разговорам, происходившим вечером 8–го и утром 9 сентября.

Но для научной критики все это представляет чрезвычайно ничтожный интерес. Когда вы приняли какое — либо решение, оно представляется как очень простой и вполне понятный факт; но попробуйте вспомнить, как принималось вами это решение; даже в самых элементарных случаях процесс осложняется множеством деталей — переживаний, ассоциаций, случайно возникших при этом впечатлениях и т. д.

Можно буквально потонуть, или, вернее, утопить истину, если приняться за добросовестное собирание мелочей жизни Монмора в эти критические часы. Что именно было сказано? Кем? Когда? Конечно, все участники сообщают по-разному о происшедшем, и здесь, возможно, вовсе нет сознательного надувательства, так как каждый воспринимал события с особым оттенком, зависевшим от множества случайных причин. Но стоит применить научный критерий, вскрыть объективное содержание этих бесед, и все станет ясным: в Монморе вечером 8–го и утром 9 сентября нарождалось, мучительно и противоречиво, решение об отступлении [299] .

299

Следуя позитивистской традиции 30–х годов, автор последовательно преувеличивает эффективность научного метода. Как уже отмечалось нами (смотри, например, С.Переслегин «Введение в теорию неаналитических операций» в кн. Б.Лидлел Гарта «Вторая мировая война», М., ACT, 1999 г. и С.Переслегин «Альтернативная история как истинная система» в кн. «Альтернативы: часть 1. Вторжение.», М., ACT, 2000 г.), научный способ представляет собой только одну из граней познания. Причем этот метод дает осечку именно в «точках ветвления вероятностей», когда принимаются важные субъективныерешения, способные изменить лицо объективного мира. (Прим. ред.)

Всегда в таких случаях можно найти деталь, которая служит символом, как бы предуказанием рока. Подъезжая к штабу 2–й армии, Хенчвидит обоз, дышла которого повернуты на север. Не очень изящный образ, но за неимением более подходящего и он используется официальной немецкой историей для постепенного развертывания мистического покрывала, которым должна быть прикрыта подлинная суть событий. Конечно, Хенчаразуверяют и успокаивают: это личное распоряжение молодого офицера, не знающего обстановки, но для Хенчабудто бы это действует как некий перст, указующий ему путь грядущего. Дальше нас хотят уверить, что до приезда Хенчаникто об отступлении в Монморе и не думал. Все наполнено здесь бодрым оптимизмом. Генерал Бюловтолько что вернулся с фронта, и настроение войск вселило и в него уверенность в прочности положения. Хенч —вот кто произнес впервые слова об отступлении. Полковник Матессообщает следующее о беседе начальника штаба 2–й армии генерал-лейтенанта Л ауенштейнас Хенчем:«Когда я приблизительно через десять минут подошел к обоим, генерал-лейтенант Лауенштейнсказал мне, что

после всего, что он слышал от полковника Хенча,положение 1–й армии представляется, очевидно, гораздо более серьезным, чем мы думали. По мнению полковника Хенча,нельзя, очевидно, считаться больше с тем, что 1–я армия может покончить полностью с противником, который наступает из Парижа, и затем отразить противника, прорвавшегося между 1–й и 2–й армиями. Как ни тяжело, но, по мнению главного командования, следует считаться с возможностью отступления за Марну. Здесь впервые было сказано слово об отступлении… На меня, понятно, эта внезапная мысль об отступлении произвела сильнейшее впечатление, и я сейчас же указал на роковые последствия такового. Вместо генерал-лейтенанта Лауенштейнамне на это возразил полковник Хенч, что, к сожалению, ничего другого не останется, если враг большими силами прорвется между 1–й и 2–й армиями. Он прибавил еще к этому, что, по воззрению главного командования, своевременный добровольный отвод правого крыла войска был бы далеко не таким роковым, как если 1–я армия будет охвачена прорвавшимся врагом с тыла и совершенно разгромлена. Тогда отступление всего прочего войска стало бы необходимым совсем в иных масштабах» [300] .

300

«Reieharchiv», IV, 234.

Может быть, все это записано и верно. Может быть, Матеснесколько сгладил выражения. Все это серьезного значения не имеет. Для нас безразлично, кто первый сказал роковое слово «отступление». Важно, что оно было сказано не случайно, потому что в дальнейшем все участники неизбежно возвращаются к обсуждению все той же печальной, но неотвратимой перспективы. Понятно, что Бюловподчеркивает, что его армия находится на левом своем фланге в превосходном положении; другое дело — правое крыло, и здесь он взваливает вину за создавшуюся ситуацию на 1–ю армию. Темным местом является пущенное кем-то в беседе крылатое словечко «превращена в шлак». Сказано ли оно было о 2–й или 1–й армии — установить немыслимо. Нужно подчеркнуть один момент, что даже в изложении Рейхсархива Бюловуприписаны слова о том, что «зияющая, благодаря отводу 3–го и 9–го арм. корпусов, брешь между 1–й и 2–й армиями ставит в опасность фланги обеих армий» [301] . Две неприятельские колонны уже обнаружены в движении к Марне. Хенчв своем выступлении говорит преимущественно об опасном положении 1–й армии, видимо, из вежливости избегая указывать, что не менее опасно положение также и 2–й армии. Но, по всей вероятности, мрачная оценка Бюловымположения

301

«Reicharchiv», IV, 236.

1–й армии подлила масла в огонь. Капитан Кенигпишет: «Я должен сказать, что именно командование 2–й армии изображало положение 1–й армии как отчаянное». Бюловякобы заявил, что прорыв врага в брешь пока не является фактом, и 1–я армия имеет еще возможность примкнуть к его правому флангу, примерно, на линии Ла-Ферте — Милон — Шато-Тьерри. Однако, Хенчвозразил, что это уже невозможно. В ходе беседы настроение Бюловастановится все более пессимистичным. «Переходя к ходу мыслей Хенча,он заметил, что тогда (в случае прорыва) положение не только 1–й, но и 2–й армии станет сомнительным, так как нигде не оказалось бы больше резервов, чтобы напасть на прорвавшегося через Марну противника и отразить его. Этот противник имел бы тогда две возможности: он или обратился бы против левого фланга и тыла 1–й или против правого фланга 2–й армии; и то и другое могло бы привести к катастрофе» [302] . В конце концов, совещание приходит к выводу, что в случае прорыва врага через Марну должна отойти и 2–я армия. Бюловякобы предложил, что приказ об отступлении будет им отдан лишь по получении соответствующего извещения от Хенча,после его прибытия в штаб 1–й армии. Но Хенчв ответ на это заявил, что командование 2–й армии должно, не дожидаясь его сообщений, отдать приказ об отступлении в случае перехода Марны крупными силами противника. Короче говоря, вечером 8 сентября в Монморе было предрешено отступление

302

«Reicharchiv», IV, 239

2–й армии 9 сентября.

В главную квартиру Хенчвечером 8 сентября передает лишь краткое сообщение по радио: «Положение 2–й армии серьезно, но не безнадежно» [303] . Хенчне отправился немедленно же в штаб 1–й армии, а остался ночевать в Монморе. Историки, много мудрствуют над объяснением этого промедления в столь критический момент. Но объяснение очень просто: Хенчпосле тяжелого дня предпочел провести ночь в постели, чем трясись по опасным дорогам в темноте. Немецкие солдаты, изнемогавшие на позициях у Троей, могли и подождать. А ведь сам Хенчкак будто бы считал, что всякое промедление могло повлечь катастрофу [304] .

303

Почему-то в более раннем издании «Der Grosse Krieg» текст радиограммы дан с некоторыми изменениями: «Положение правого крыла2–й армии серьезно, но не безнадежно». При столь вольном обращении с документами, чего можно ожидать от мемуаров, написанных по памяти?

304

В оправдание Хенча следует сказать, что он, по-видимому, просто оттягивал момент принятия окончательного решения об отступлении, все еще надеясь на какое-то чудо. (Прим, ред.)