Париж… до востебования
Шрифт:
Поохав и поахав я усадила Серафиму на кушетку.
– Ну, давайте, рассказывайте, Сиси, какими ветрами? Как вы меня нашли, как Агния Аркадьевна?
– Случайно нашли, в журнале твое фото увидели. Соседка Агнии журнал принесла, да ты ее знаешь, жена бывшего депутата. Толстая такая. У нее еще мания на бриллианты. Увидела во французском журнале фотографии открытия бутика Поля Мюриэля, старый журнал. Она колье себе искала. Вот и шарила повсюду и в интернете, и в журналах, везде. Увидела тебя на фотографии рядом с этим ювелиром. Так мы тебя и вычислили.
Да, было дело, полгода назад я, действительно,
– Ну и вот, как только Агния тебя увидела, вызвала меня к себе и велела лететь в Париж. Мне, к тому же, и на неделю моды нужно было приехать, посмотреть, закупить, ну, ты понимаешь, у меня же бутик… люксовым бельем женским торгую, все там же в Столешниках. А еще в Питере открыла, на юге, в Краснодаре, да что там, разрослась, люксовой модой занялась…
Сиси явно гордилась своим бизнесом.
– Сиси, как не стыдно, почему не предупредили, не написали? Я бы вас встретила. Как же я рада вас видеть! Ну, давайте, рассказывайте, как вы живете-поживаете?
– Агния не велела тебя предупреждать, сказала, что не надо заранее беспокоить. У меня поручение от нее и разговор серьезный.
Выражение лица Сиси изменилось, и она таинственным голосом произнесла:
– Давай выйдем, пройдемся, пообедаем, а потом и поговорим о делах.
– Конечно. А вы где остановились? Можете у меня пожить. Я буду рада.
– Нет, дорогая, это лишнее. Я в гостинице уже прекрасно устроилась. Благодетельница моя сказала, что так безопаснее будет.
Безопаснее? Опять? Неужели они там, в Москве все еще живут своими тайнами и конспирациями? Для меня все, что случилось тогда, более десяти лет назад, осталось в прошлом, забылось. Столько времени прошло, у меня другая жизнь и вспоминать о прошлом я не хочу. Но, если Агния Аркадьевна специально отправила Сиси ко мне, да еще и предупредила о мерах безопасности, должно быть, случилось что-то серьезное.
– Да, Сиси, пойдем, здесь недалеко есть ресторан, куда я обычно хожу обедать.
Я быстро накинула пальто, и мы вышли из галереи.
Глава 2. Я сгораю, но я Феникс
Тот год чуть не стал последним в моей жизни. Я потеряла Клода и пережила кошмар депрессии.
Наверное, только тот, кто сам перенес депрессию, поймет меня. Это дьявольски коварная штука, эта болезнь как серая мгла, это что-то вроде липкого серого тумана внутри тебя, который не сразу чувствуешь, не сразу понимаешь, что с тобой не так. Руки, ноги на месте, живот не болит, не тошнит, а жизнь уходит, липкая серая гадость вытесняет ее, и просто перестает хотеться жить.
Моя депрессия пришла вслед за смертью, вместе с ней. В одной песне поется «… две верных подруги, любовь и разлука, не ходят одна без другой…», а я могу утверждать, что смерть и депрессуха не ходят одна без другой.
Клода убили на улице, стреляли из проезжающей машины. В последствии полиция решила, что он оказался случайной жертвой.
Мне позвонили в галерею около полудня, нашли мой номер в его мобильнике. Сначала спросили знаю ли я некоего месье Бодэ, а потом сказали, что он убит. Я не заплакала, просто не поверила сначала. Потом было опознание тела. И мне пришлось поверить. На его похоронах
Конечно, меня вызывали на допросы в полиции. Люди в форменной одежде задавали кучу вопросов о том, кого я могу подозревать, чем занимался Клод, за что его могли убить. У меня не было ответов.
После двух-трех допросов меня отпустили восвояси. Убийцу искали и не нашли. С уходом Клода образовалась пустота, жизнь во мне стала постепенно замирать. Мир вокруг, словно в замедленном кино, снижал обороты, а потом стала плавиться пленка, как и моя жизнь.
Спустя несколько дней после похорон появились слезы, я начала плакать. Истерик не было, слезы были тихие, они просто лились из глаз. Я сидела с открытыми глазами, а слезы лились и лились по щекам… В голове была только одна мысль: он умер, а я осталась жить без него, моего Клода. Казалось, мир рухнул.
И все-таки, иногда мне казалось, что Клод еще был здесь, со мной. Я мысленно говорила с ним, придумывая за него ответы на мои, не произнесенные вслух вопросы, представляла его лицо, часами стояла в гардеробной, дышала ароматом его вещей, они сиротливо висели на вешалках, некоторые еще сохраняли форму его тела. Но я не могла до него дотронуться, почувствовать прикосновение, ощутить тепло тела.
В хорошие дни он приходил во сне, садился в кресло напротив кровати, смотрел и молчал. Я спрашивала его, как так случилось, за что его убили? Кто стрелял? Он молчал. Порой я чувствовала его присутствие в постели и жадно шарила руками по простыне, по подушке. Потом лежала, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть виденье. Это были лучшие моменты в моей опустевшей жизни. Не хотелось открывать глаза, просыпаться, вылезать из-под одеяла. Единственным желанием стало ожидание встречи с ним в моих снах…
Как-то давно Клод задал мне вопрос люблю ли я его. Не знаю почему, я отшутилась, сказала, что жизнь покажет, что дело не в словах, а в поступках. Несла всякий банальный бред. Клод не настаивал на однозначном ответе, улыбнулся своей голливудской улыбкой и сказал, что его любви хватит на двоих, тоже банальность… Он всегда говорил, как ему повезло, какое это счастье, что он встретил меня, о радости, что я просто есть в его жизни, называл меня своей самой большой удачей. Потом он ни разу не спрашивал люблю ли я его.
Сегодня я бы ответила на его вопрос по-другому.
Мне было надежно и спокойно рядом с моим мужчиной. С тех пор как мы стали близки, он стал для меня всем. Он был не только моим первым мужчиной, он был другом, советчиком, и наставником. У него легко получалось решать все проблемы, связанные с моим привыканием к жизни в чужой стране. Он упорно исправлял мое французское произношение, это благодаря ему я говорю без акцента. Он подготовил меня для поступления в Национальную Школу искусств, подбирал для меня книги, водил в музеи, рассказывал об искусстве и художниках, учил понимать картины выдающихся мастеров и многому другому. Клод посвящал меня во все нюансы парижской жизни. Ввел меня в круг своих друзей.