Париж на час

Данилова Анна

– Я же тебе говорил, что оно обещает быть сложным, – вздохнул он. – Представляешь, сначала хозяйка квартиры, увидев труп, сказала, что не знает этого человека. Она и вела-то себя относительно спокойно, как человек, который на самом деле ни в чем не виноват. Я и хотел-то от нее одного – побольше узнать о квартиранте, его зовут Иван Халин. Но она вдруг начала мне дерзить, как-то странно и очень уж смело себя повела, мол, вы полиция, вот и занимайтесь, ищите убийцу. Ну, тогда я и сказал, что следствие подозревает не только Халина, но и ее саму, хозяйку квартиры. И тогда она вдруг призналась мне, причем совершенно неожиданно, что знакома с Вершининым…

Седов рассказывал жене о своих делах, о Рыжовой, а сам смотрел на нее

и чувствовал, как она почему-то отдаляется от него. Вроде бы совсем рядом, вот она, сидит на диване, и его рука обнимает ее за талию, и она такая красивая, милая, вроде бы полностью принадлежит ему и все делает для него, а за стеной спит маленькая Маша, но что же тогда так напрягает? Что? Неужели он постепенно превратился в собственника, которому важно, чтобы его жена сидела дома (какое хрестоматийное понятие!) и не работала? Чтобы никто из мужчин не мог ею любоваться так, как он. Чтобы никто не видел ее каштановых кудрей, нежной матовой кожи, блестящих сияющих глаз, сочных губ… Но когда, когда он сам-то обратил внимание на нее? Что в ней изменилось, когда она превратилась в прежнюю, юную Сашу? Ведь еще пару дней тому назад она была другая, домашняя, пропахшая запахом молока, слегка растрепанная, во фланелевых штанах и футболке, а сейчас на ней какая-то длинная зеленая юбка, белая трикотажная блузка с большим декольте… Одежда домашняя, но в то же самое время какая-то кокетливая, яркая, привлекающая внимание.

– …получается, что эта твоя Рыжова была любовницей Вершинина и его убили в квартире, которую она сдавала Ивану Халину?

– Да. – Он улыбнулся, еще не понимая, искренне ли Саша интересуется этим делом или расспрашивает его из вежливости. Хотя разве Саша вообще когда-либо была с ним не искренна?

– Странно…

– Что странно?

– Да все! Зачем ей было признаваться в том, что она была любовницей Вершинина? Ведь она могла бы промолчать! А так… ты задержал ее?

– Пока нет.

– Значит, отпустил все-таки, да? Подписка о невыезде?

Он рассмеялся. Так странно было слышать от Саши эти слова.

– Да. Задержал ее, чтобы взять отпечатки пальцев, а потом отпустил, конечно.

– Но ты мог бы представить ее в роли убийцы?

– Мог. Убийцы подчас выглядят такими беззащитными, хрупкими и нежными…

– Ты так смотришь на меня… Думаешь, я способна была бы на убийство?

– Не знаю… Никто не знает. Это очень сложный вопрос. Саша, ты счастлива? – спросил он и сразу же смутился. Он никогда еще не задавал ей таких вопросов. Все эти разговоры о любви и счастье он считал пустыми, подброшенными в воздух затасканными словами, поскольку любовь должна была, по его мнению, проявляться чувствами и действиями, а счастье – просто сиять в глазах. Вот как у Саши сейчас.

– Очень, – сказала она. – А ты?

Вместо ответа он привлек ее к себе и обнял.

7

Лера

– Ты почему постоянно прикрываешь рот рукой?

– Я же тебе с самого начала сказала, что не могу встретиться с тобой, потому что у меня проблема с зубами. Но ты настоял, теперь мы с тобой здесь, и я просто не знаю, как себя вести.

Разговор происходил в ресторане, в маленькой кабинке, отгороженной бархатными, винного цвета портьерами. За столиком сидели двое: Лера Самсонова, зрелая ухоженная блондинка в черном вечернем платье, и ее молодой любовник Макс, белобрысый парень с крепкими белыми зубами и мощной челюстью.

Она на самом деле не знала, как ей себя с ним вести. Не приди она на свидание – он может обидеться. Объяснять по телефону, что у нее проблемы со здоровьем, означало напомнить ему о большой разнице в возрасте между ними. А рассказать ему правду – он просто посмеется над ней.

Он молодой, грубый и глупый. И ничего уже тут не поделаешь. Высокий, видный, красивый и очень сексуальный Макс привносил в жизнь Леры столько эстетического и физического наслаждения, что отсутствие у него мозгов ему прощалось. Успешный риелтор, хозяйка небольшой конторы

по продаже недвижимости, Лера, несколько лет тому назад обустроив свой быт и купив роскошный красно-белый «Ситроен», теперь все свои лишние деньги тратила на удовольствия, в число которых входил и Макс.

– Пару дней мы не будем с тобой встречаться, – волнуясь, проговорила Лера, продолжая прикрывать пальцами губы. Она уже сто раз пожалела, что согласилась встретиться с Максом. Почему-то именно сейчас, когда она чувствовала себя уязвимой, травмированной, когда ей захотелось от молодого любовника не секса, а нормального человеческого сочувствия, нежности и заботы, он, вероятно, не способный на такие чувства, вдруг вызвал в ней отвращение. Он сидел перед ней, расправляясь с огромным куском жареного мяса, разрывая его своими белыми зубами-имплантами, подаренными ему, возможно, прежней любовницей, и ей показалось, что он, бросая на нее насмешливые взгляды, как-то нехорошо улыбается, смеется над ней. Над ее возрастом (хотя ей всего-то 42 года), над ее любовью к нему, привязанностью и желанием принадлежать ему.

Внезапно она чихнула, да так неловко, открыв некрасиво рот и издав громкий, похожий на резкий крик звук, схватила рукой, той самой, что прикрывала губы, салфетку, и тут Макс, увидев черную дыру между ее двумя передними резцами, от удивления открыл рот, и кусок мяса, который он жевал, упал к нему на тарелку, прямо в вырезанную из помидора розу. В другой ситуации Лера бы расхохоталась, но только не сейчас, когда он, увидев ее без зуба, произнес, растягивая гласные, мерзкое матерное слово – долгое и отвратительное, как повисший в воздухе плевок. У этого распространенного в просторечье матерного слова много значений и эмоциональных оттенков, его произносят зачастую просто как грязноватую связку между словами. На этот раз оно выражало одновременно досаду и насмешку.

Лера почувствовала, как покраснела, ее бросило в жар, она схватила еще одну салфетку и прикрыла ею весь свой рот, после чего вскочила из-за стола, открыла сумочку, достала деньги, швырнула их на стол и, бросив на ходу: «Исчезни из моей жизни!», быстрым шагом направилась к выходу. Ее корежило от рыданий, горло сдавило, плечи сжались, а челюсти свело, словно судорогой. Обида, копившаяся все эти месяцы общения с Максом, просто парализовала ее, когда она поняла, что мужчина, к которому она относилась с такой нежностью и заботой, на которого тратила так много денег, выполняя все его желания, совсем не видит в ней человека. Мало того, что он сейчас глумился над ее беззубостью, он даже не спросил, как это могло произойти, что она потеряла зуб. Хотя, конечно, вряд ли ему в голову могло прийти, что это случилось не по вине стоматолога, который недостаточно хорошо вправил ей имплант, а в результате нападения на нее… Кто знает, расскажи она ему правду, может, он посмеялся бы над ней с еще большей степенью цинизма.

Какое счастье, что она не сделала ни одного глотка шампанского и ей не придется вызывать такси, а утром возвращаться на эту парковку за своим автомобилем!

Лера села в машину, завела ее, но тут же выключила, обняла руль и разрыдалась уже страшно, закатываясь, захлебываясь в слезах. И только немного успокоившись, смогла взять себя в руки и завести мотор. Как ни странно, но она почувствовала облегчение. Все, Макса она послала куда подальше. Теперь она сможет наконец спокойно пожить, не напрягаясь. Просто расслабиться, ходить по дому в пижаме, без макияжа или с маской на лице или волосах, есть то, что ей нравится, смотреть фильмы, которые ей нравятся, и просто наслаждаться тишиной в доме. И чистотой, кстати. Хотя Макс и не жил у нее, но часто бывал и ночевал, с его присутствием в квартире нарушался привычный порядок вещей, появлялось много мусора, посторонних неприятных запахов, исходящих от переполненных пепельниц, туалета, носков (которые сам Макс называл «сырками»), соленой рыбы… А заплеванная раковина! И грязные потеки в ванне? А россыпь черных волосков на итальянской кружевной скатерти, над которой неряха Макс подстригал свои усики?!