Париж

Резерфорд Эдвард

– Вы можете без опаски сесть, месье. – Его речь выдавала человека с хорошим образованием. – Более того, я бы советовал вам это сделать.

Думая, что ступает по земле в последний раз, де Синь подошел к столу и сел на предложенное место – напротив Ле Сура и спиной к таверне.

Главарь приказал сыну, словно оруженосцу, наполнить вином бокал для гостя.

– Я Жан по прозвищу Ле Сур, – представился он. – Этот месье, – он указал на ученого, – мой друг мастер Франсуа Вийон. Он известный поэт, его дядя преподает в университете. – Ле Сур ухмыльнулся. –

И его дважды изгоняли из города.

– За проступки, которых я не совершал, – добавил поэт.

– Не совершал, – согласно повторил Ле Сур. – Как видите, месье, вы в обществе достойных и честных людей. – Он глянул на юного Ришара. – А этот юноша, который налил вам вина, мой сын.

Имя Вийон ничего не сказало Ги де Синю. Он заметил, как поэт срезал с яблока кожуру длинным острым кинжалом, который лежал теперь на столе, и не мог удержаться от предположений, что это оружие не всегда служит столь мирным целям.

– Я Ги де Синь из долины Луары.

Ле Сур обернулся к Вийону.

– Мне известно это имя, – сказал поэт. – Благородное семейство.

Ле Сур был доволен. Впервые за его столом сидел представитель знатного рода. Теперь Ришар убедится, что его отец знает, как вести себя с благородными господами.

– В долине Луары много поместий, – заметил Ле Сур, подвигая молодому человеку блюдо сладостей.

– И большинство из них, как и наше, совсем запущены, – откровенно признался де Синь.

– Печально слышать это. Можем ли мы узнать, в чем причина?

Главаря воров это вовсе не касается, подумал де Синь. Однако в нынешней своей ситуации юноше не оставалось ничего, кроме как подыграть хозяину.

– Судьба не благосклонна к нашим краям уже давно. Эпидемия чумы не принесла ничего хорошего.

Это было очень мягко сказано. В 1348 году, когда эпидемия достигла Франции, их деревня пострадала особенно сильно. Из всей семьи де Синь выжил только один мальчик десяти лет, и его единственным наставником в жизни стал фамильный девиз «Согласно Божьей воле». Очевидно, Бог желал, чтобы род не прервался, и этого оказалось достаточно, чтобы мальчик не сдался. Но пришлось ему совсем не легко.

– Наша семья в то время занимала важное положение, – с противной усмешкой сказал Ле Сур. – Мой прадед был лучшим ловцом кошек в Париже.

Парижские власти, убежденные, что разносчиками чумы являются не столько крысы, сколько кошки, способствовали уничтожению огромного количества этих животных. Однако де Синь не мог понять, шутит его хозяин или говорит всерьез.

– Но окончательно разорила наше родовое гнездо Англия, – продолжил он. – Мой предок погиб в сражении при Креси. Через десять лет его сын был пленен при Пуатье, и за него пришлось платить выкуп. Так мы потеряли большую часть земель.

– У того парня была неплохая компания, – заметил Ле Сур. – При Пуатье английский принц Эдвард Вудсток пленил короля Франции. Его посадили в крепость Тауэр в Лондоне.

– И вся Франция должна была собирать деньги, чтобы выкупить его, – с кислой миной добавил Вийон.

Ги

де Синю показалось, что Вийон не считает короля достойным той цены, которую за него заплатили.

– Потом по нашей земле прошлась английская армия наемников и разграбила то, что оставалось, – продолжал невеселый рассказ юноша.

– Они разграбили половину Франции, – согласился Ле Сур. – Хуже саранчи.

– У нас было всего одно поколение на то, чтобы оправиться от понесенных потерь, после чего англичане пришли вновь. Мой дед погиб при Азенкуре. – Ги помолчал, озирая всех с гордым видом человека благородного происхождения, чьи дела, может, шли и неважно, но чьи предки с честью сражались за страну и короля.

Ле Сур медленно кивнул. Он, живущий ножом, не мог не испытывать уважения к тем, кто погиб от меча. Если он хотел видеть за своим столом аристократа, то вряд ли нашел бы кого-то лучше, чем юный де Синь – аристократ и по рождению, и по духу. Значит, правильно он сделал, что не убил его сразу.

– Разорение моей семьи было довершено во времена Жанны д’Арк, – ровным голосом продолжил молодой человек, – причем не кем иным, как моим родным отцом. Но не думаю, что мне стоит и далее утомлять вас рассказами о наших несчастьях.

– Это вовсе не утомительно. – Против своей воли Ле Сур проникался симпатией к благородному юноше. – Прошу вас, продолжайте.

Ги де Синь открыл было рот, но тут до него дошло, что он может совершить роковую ошибку. У него еще не было шанса узнать политические пристрастия Ле Сура. Ги лихорадочно пытался что-нибудь придумать, но было уже поздно. Придется ему рассказать свою историю и надеяться на лучшее.

– Тогда Парижем правили Бургундия и Англия, – начал он. – Но уже заговорили об Орлеанской деве Жанне д’Арк.

То был злосчастный период в жизни государства. После того как бедный король впал в безумие, его семья вручила власть регенту. Но любое регентство означает проблемы, и вскоре две ветви многочисленной королевской семьи сцепились в борьбе за власть. Одну возглавлял герцог Орлеанский, вторую – герцог Бургундский, также голубых кровей, потому что после смерти всех прежних правителей Бургундии ее огромные территории, включая фламандские города текстильщиков, вернули короне – Бургундию отдали младшему сыну короля. Бургиньоны благоволили активной торговле с Англией, которая поставляла шерсть для богатых фламандских городов. Орлеанская партия, известная как арманьяки, опиралась на сельскую Францию.

Вскоре две стороны сошлись в открытой схватке. Герцог Бургундский договорился с торговцами Парижа, и вскоре столица перешла под контроль бургиньонов, а сына сумасшедшего короля, дофина, и упавших духом арманьяков вытеснили в долину Луары и старый Орлеан.

Плантагенеты очередного поколения, словно гиены, пришли урвать кусок истекающего кровью тела Франции. Стоило ждать, что бургундская партия постарается договориться с ними и заключит сделку. В конце концов, торговцы английской шерстью были их деловыми партнерами.