Парижские истории

Якушкин Дмитрий

Эта любовь не обязательно связана с красотой природы, близостью к морю или к Альпам — Франция, как никакая другая европейская страна, награждена Богом разнообразием пейзажей. Есть французы, которые самозабвенно говорят о достаточно скупой природе Севера или Пикардии.

В зеленом мишленовском гиде по Франции вводную часть открывает именно раздел «пейзаж», и только потом следуют история и искусство. Пейзаж для французов — предмет гордости, патриотизма, беспокойства, социологических исследований. Это важная составляющая часть того, что называется во Франции identit'e nationale,

«лица» страны, ее уклада, быта, образа жизни. Рассказывая о своих географических корнях, парижанин, возможно, даже употребит слово pays (страна), то есть будет говорить о малой родине как об отдельной стране, накладывающей отпечаток на характер, мировоззрение, речь.

В одном из интервью, посвященном его успехам на французском телевидении, ведущий культовой литературной передачи «Апостроф» Бернар Пиво, обобщая упреки в свой адрес как к неофиту, осмелившемуся еженедельно разбирать чужие литературные произведения, сказал, что его называли: «Trop Bourgogne, pas assez Bordeaux». Иными словами, кто-то из критиков воспринимал его как слишком простоватого бургундца без того аристократизма, который должен отличать выходца из района Бордо.

Какое направление выбрать, чтобы на один день покинуть Париж? Чтобы и цель поездки оказалась бы достойной внимания, и по пути совершить для себя какие-то открытия. Из ближних маршрутов, когда и дух захватит от просторов, после чего остается только воскликнуть: «Так вот она какая, Франция!», беспроигрышный вариант — курс на юго-запад, где километров через восемьдесят навстречу вам из полей выплывет силуэт Шартрского собора. Поль Клодель назвал его коленопреклоненным среди полей гигантом, который простирает руки к Богу. Стефан Цвейг писал, что величие собора кроется именно в его сочетании с равнинным пейзажем и одноэтажным непримечательным городком. Собор прекрасен в своем слиянии с природой, с Бос — бесконечной равниной — олицетворением плодородия французской земли.

Можно направиться на восток — в Реймс, где в соборе венчались короли, а вокруг лежат поля Шампани. Строго на север удастся поездка в очаровательный небольшой городок Санлис, где есть памятник соотечественнице Анне Ярославне. Оттуда можно заехать в замок Шантийи, изображенный чуть ли на всех рекламных проспектах о Франции, и еще успеть в Компьенский лес. Там на поляне выставлена копия знаменитого вагона, в котором в ноябре 1918 года подписывали перемирие, положившее конец Первой мировой войне, а в 1940 году как бы в отместку немцы принимали капитуляцию Франции.

Если решиться на более дальнее путешествие, то тогда строго на запад — в сторону Атлантики, чтобы доехать до ближайшей большой воды. Ее приближение чувствуется с каждым километром. Затем — Довиль и район парижских дач, а по дороге можно изучать, как выглядят балки в нормандских домах, и заехать в столицу Нормандии — город Руан. Там тоже есть всемирно знаменитый собор и место казни Жанны д’Арк. Руан, писал Моруа, самая дальняя точка от моря на Сене, где можно наблюдать отливы и приливы.

Хочется в леса? Тогда вам в сторону Бургундии — в городок Везеле, с церковью XII века, которую сохранил для потомков Проспер Мериме, совмещавший литературное творчество с госслужбой. Мериме много лет работал инспектором по охране памятников старины, отвечал за состояние архитектурного наследия. Он участвовал, в частности,

в реставрации аббатства Мон-Сен-Мишель, парижского Нотр-Дама, замка Пьерфон.

В середине XIX века французы, несмотря на столь отвлекающее явление, как частые революции, уже дискутировали о принципах реставрации: консервировать ли памятник в сохранившемся виде, улучшать его в соответствии со вкусами времени или достраивать то, что было разрушено? Классическим примером такой реставрации, предпринятой архитектором Виолле-ле-Дюком, служит крепость Каркассон на границе с Испанией. Это мощное впечатляющее сооружение, на радость детям дающее представление об эпохе рыцарей и замков, — новодел, которому, правда, уже сто шестьдесят лет.

Ну и конечно, есть долина Луары — оазис спокойствия и гармонии, воплощение организующего начала в характере французской нации, умения и желания обустроить жизнь так, чтобы во всем было соответствие: между архитектурой и природой, временем дня и сервировкой стола, характером беседы и сортом вина, независимо от того, заказано ли оно официанту или извлечено из погреба или из шкафа на обычной кухне. Королевский быт, нарядные замки, долина плавной поэтичной реки, рассекающей равнину, многочисленные притоки и песчаные отмели, легкие вина, здоровая еда — все сливается в единую картину. Регион Луары сохраняет за собой название центра Франции — умеренного во всех отношениях края, где живут люди со спокойным доброжелательным характером и в местных департаментах общаются на самом чистом, классическом французском языке…

Прошлым летом в винной деревне Сент-Эмильон, на одной из маленьких боковых улиц, на развале в стороне от дегустационных залов, продавался самый обыкновенный, такой знакомый дорожный знак (D77) — из тех, которые прикрепляют к столбикам вдоль департаментских дорог. Он стоил 10 евро. И я даже раздумывал, не купить ли, но представил, что если вырвать его из родного контекста, то он потеряет свою ауру, и вообще с возрастом приходит понимание, что с засильем вещей надо бороться. Хозяин развала, очень неформальный типаж, больше художник, чем коммерсант, объяснил, что ему полюбился знак из-за его вызывающе «безвкусного» ярко-желтого цвета, но для дизайна городской квартиры — почему бы и нет?

Надо оставить силы для возвращения поздним воскресным вечером в Париж. С окружной дороги можно смело съезжать на любую улицу, которая ведет к центру, и она окажется абсолютно пустой. Мелькнет пешеход, выгуливающий собаку перед сном, будет светиться арабская лавка, хозяин которой ждет до последнего. А так никого и ничего: жалюзи опущены, стулья убраны внутрь стеклянных веранд в кафе, фонари на крыше припаркованных такси закрыты чехлами. Ждем понедельника.

Квартира на бульваре Мальзерб

Я делал много вырезок из газет, веря в непреходящую ценность оригинала (который, желтея и высыхая, со временем становился до такой степени «ценным», что рука не поднималась его выбросить) и собирая необходимое для работы досье. Постепенно желание что-либо накапливать на будущее ослабевало, главным образом под влиянием известного экзистенциального вопроса: «Кто и когда в этом будет копаться второй раз?» Но одна из таких папок, которую завел еще в Париже, пережила серию радикальных чисток и сохранилась под своим изначальным названием — «Грэм Грин».