Парижские могикане. Том 2
Шрифт:
— В один прекрасный день или, вернее, вечер Барбетта молилась, как вдруг услышала за стеной своего алькова неясные голоса и поспешные шаги; шум доносился вроде бы из соседнего дома и продолжался от половины девятого до половины одиннадцатого. Когда я зашел к ней около одиннадцати, она сказала, что ей почудилось, будто за стеной прошел целый полк. Я не хотел ей верить, приписывая ее рассказ одной из восторженных грез, посещающих ее в некоторые дни…
— Дальше, дальше, — презрительно бросил г-н Жакаль.
— Но однажды вечером, — продолжал Овсюг, —
— Ну-ка, ну-ка!
— Я пришел раньше чем всегда, потому что в этот день был свободен от дежурства, и встал на молитву вместе с Барбеттой — она женщина что надо, — как вдруг услышал странный шум, который она довольно точно определила, сравнив его с шагами марширующего полка. Ни слова ей не говоря, я после молитвы спустился вниз, чтобы осмотреть дом, имевший общую стену с домом Барбетты. Заглянул в окно — света нет; прижался ухом к двери — ни шороха. Назавтра я устроился в засаде на этом самом месте и просидел с восьми до десяти часов, но так ничего и не увидел. На следующий день — опять ничего. Только через две недели я приметил — это было ровно две недели тому назад, — что шестьдесят человек, как я имел честь вам докладывать, входили подвое, четверо, шестеро, и продолжалось это два часа, точь-в-точь как сегодня вечером.
— Что ты сам думаешь об этом, Овсюг?
— Я?
— Ну да! Не может быть, чтобы ты не составил себе мнения, даже если оно ошибочно и нелепо, о том, что происходит в этом доме.
— Клянусь вам, господин Жакаль…
Господин Жакаль снова приподнял очки и пристально посмотрел Овсюгу в глаза.
— А теперь, Овсюг, объясни мне, — спросил начальник полиции, — почему на прошлой неделе ты с воодушевлением рассказывал мне о своем открытии, и почему вот уже три дня как ты противишься слежке с таким упорством, что не тебя, а Карманьоля я послал в засаду к Барбетте.
— Я могу быть с вами откровенным, господин Жакаль?
— За что же, по-твоему, префект полиции платит тебе жалованье, негодяй?
— Так вот, господин Жакаль… Неделю назад я считал этих людей заговорщиками…
— А теперь?..
— Теперь дело другое!
— Что ты о них думаешь?
— Что это, не в обиду вам будь сказано, собрание преподобных отцов иезуитов.
— Почему ты так решил?
— Прежде всего, я слышал, как многие из них поминают имя Божье.
— Ты вздумал щеголять остроумием, Овсюг?
— Боже меня сохрани, господин Жакаль!
— А второй довод?
— Они произносят латинские слова.
— Ты просто дурак, Овсюг!
— Вполне возможно, господин Жакаль; а почему вы так думаете?
— Потому что иезуитам ни к чему собираться тайком в жалком домишке.
— Как так, господин Жакаль?
— У них есть Тюильри, идиот!
— Кто же, по-вашему, эти люди?
— Думаю, мы это скоро узнаем: вон идет Карманьоль.
В это время человек, которого звали Карманьолем, действительно подошел к г-ну Жакалю, да так тихо, словно его ботинки были подшиты бархатом.
Это был невысокий худой
— Ну что, Карманьоль, какие новости ты принес? — спросил г-н Жакаль.
— Новость, которую я принес, — словами песни о Мальбруке отозвался Карманьоль, у которого на все был готов ответ, — состоит в том, что дыра пробита — еще один Удар киркой, и можно входить.
Овсюг слушал с напряженным вниманием; по его мнению, именно ему должны были поручить эту операцию, местом действия которой был дом Барбетты.
— А дыра большая? — спросил г-н Жакаль. — Человек в нее пройдет?
— Еще бы! — отвечал Карманьоль. — Дыра широкая! Мы с хозяйкой зовем ее «ворота Барбетты».
«Ага! — прошептал Овсюг. — Так они устроили пролом прямо в спальне! Как это для меня унизительно: я больше не могу доверять начальнику!»
— Вы не очень шумели, пока ее пробивали?
— Слышно было, как муха пролетает.
— Хорошо, возвращайся к Барбетте, не двигайся и жди меня.
Карманьоль исчез так же, как появился, то есть стремительно и бесшумно, словно падающая звезда.
Только он возвратился в Виноградный тупик, как с крыши подозрительного дома донесся пронзительный свист.
Комиссар полиции вышел из укрытия, прошел несколько шагов вдоль по улице и заметил человека, сидевшего верхом на гребне крыши.
Господин Жакаль сложил руки рупором и спросил:
— Это ты, Ветрогон?
— Так точно.
— Как думаешь: сможешь пролезть?
— Запросто!
— Каким образом?
— В крыше есть слуховое окно: я спрыгну на чердак и буду ждать.
— Долго тебе ждать не придется.
— Сколько примерно?
— Десять минут.
— Десять так десять! Как только на церкви святого Иакова пробьет одиннадцать, я прыгаю. И он исчез.
— Ладно! — кивнул г-н Жакаль. — Карманьоль следит за ними слева, Мотылек — со двора; Ветрогон проникнет внутрь. Мне кажется, настала пора действовать.
С того места, где он находился, г-н Жакаль пронзительно свистнул, засунув в рот средние пальцы; ему ответили таким же образом восемь или десять человек.
Потом со всех улиц, прилегавших к Почтовой, сбежались люди. Они образовали первую группу из пятнадцати человек.
Четверо из них держали в руках дубины. Четверо других были вооружены пистолетами, висевшими у них на поясах. Еще у четверых под плащами были спрятаны обнаженные шпаги. Двое несли факелы.
Все они построились в следующем порядке: впереди — двое с факелами, готовые зажечь их в любую минуту, а между ними — г-н Жакаль; за ними по двое следовали восемь вооруженных людей; Овсюг командовал арьергардом из четырех человек. Приготовления к осаде прошли не совсем бесшумно; но вот г-н Жакаль, обернувшись и увидев, что каждый занял свое место, скомандовал: