Парижские соблазны
Шрифт:
– Я не раскрою рта, мадемуазель, будьте уверены. Только когда они сами придут и поинтересуются, почему вас так долго нет, я скажу, что вы уехали.
– Спасибо вам, – сказала Гардения.
Она прошла в дверь и оказалась в маленьком грязном дворике, заполненном пустыми ящиками из-под вина, мусорными баками и бродячими кошками. Она быстро и решительно пересекла двор и вышла на улицу.
Ей понадобилось лишь несколько минут, чтобы найти стоянку наемных экипажей. Она была пуста, но вскоре подъехал старый фиакр, в который была впряжена еще более старая кляча. Гардения села в него и приказала извозчику
Очутившись одна, она закрыла лицо руками, стараясь сдержать слезы. Шок постепенно проходил, оставляя резкую боль в сердце. У нее было такое ощущение, будто ей вонзили в грудь кинжал, и это сделала не Генриетта, а лорд Харткорт. Как могла она быть такой наивной и глупой, чтобы не понять, что он имеет в виду? Ей ни на секунду не приходило в голову, что, когда он говорил о том, как увезет ее от тети и будет сам заботиться о ней, он вовсе не имел в виду, что собирается жениться на ней.
Она пришла к выводу, что ее ошибка была естественной, потому что ее воспитали как настоящую леди, и в том мире, в котором она жила с отцом и матерью, если джентльмен ухаживал за девушкой, считалось само собой разумеющимся, что это должно закончиться предложением руки.
Она подумала о Генриетте и признала, что ей не под силу соперничать с таким роскошным, блистательным созданием. Генриетта была права. Было совершенно невероятно, чтобы она смогла надолго удержать интерес лорда Харткорта, и теперь с чувством унижения она поняла, где именно он собирался ее поселить. Дом, о котором он говорил, был, разумеется, тем самым, который сейчас занимала Генриетта.
Гардения закрыла глаза. Ей казалось, что она опустилась на самую последнюю ступень унижения. Внезапно она вспомнила, что Генриетта сказала о тете Лили. Возможно ли, чтобы это было правдой? Неужели все до одного в этом городе безнравственны и порочны? Гардению охватило страстное желание убежать, уехать назад в Англию, забыть обо всем, что здесь произошло, найти себе пристанище среди людей своего круга и вести скромный и добродетельный образ жизни.
Но у нее не было денег, у нее вообще ничего не было. Даже одежда была куплена ее тетей – родственницей, которую даже продажная женщина могла публично оскорбить.
Пока Гардения добралась до Мабийон-хауса, она дважды чуть не лишилась сознания. Слова Генриетты все еще звучали у нее в ушах, и она в ужасе стала вспоминать все разговоры с мужчинами, которых встречала со времени своего приезда в Париж. Она начала понимать, что по своей наивности не постигала их истинного смысла. Теперь ей становились понятными и намеки Берти, и притязания графа. Теперь она знала, почему мужчины, посещавшие Мабийон-хаус, бросали на нее такие жадные взгляды или почему во время ее прогулок в парке все встречные окидывали ее таким раздевающим взглядом.
– Я должна уехать! Я должна уехать! – шептала она, спрашивая себя, что же ей делать и куда ехать.
Старый дребезжащий фиакр остановился у дверей Мабийон-хауса. Лакей открыл дверцу и помог ей выйти.
– Пожалуйста, заплатите извозчику, – сказала она и стала подниматься по ступеням.
Постепенно к Гардении возвращались силы, и она чувствовала себя в состоянии встретиться с тетей и потребовать от нее объяснений. Ей была уже известна правда, но она хотела получить подтверждение
Мажордом поспешно вышел в холл.
– Где ее светлость? – спросила Гардения и сама почувствовала, как резко прозвучал ее голос.
– Ее светлость еще не спустились вниз, – ответил мажордом. – Машина была заказана на час сорок пять, – он взглянул на часы, – сейчас только час сорок, мадемуазель.
– Я поднимусь к ней, – сказала Гардения.
Но не успела она положить руку на перила, как у дверей послышался знакомый голос.
– Я хотел бы поговорить с мисс Уидон.
Лакей шире растворил двери, и она увидела стоявшего на пороге Берти.
– Гардения, мне необходимо срочно поговорить с вами. Это очень важно, – сказал он.
– Простите, но… – начала Гардения, чувствуя неприязнь к Берти за то, что он тоже хотел оскорбить ее невинность и столкнуть ее на уровень Генриетты и ей подобных.
– Не будьте идиоткой, – сказал он почти грубо. – Говорю же вам, это крайне важно.
Он схватил ее за руку и, к ее изумлению, почти силой втолкнул в маленький кабинет, в который лорд Харткорт когда-то отнес ее после того, как она потеряла сознание в тот первый вечер. Он вошел вслед за ней, закрыл за собой дверь и прислонился к косяку.
– В чем дело? – спросила Гардения.
Ей не терпелось поскорее добраться до своей тетушки, и ее раздражала любая задержка.
– Послушайте, Гардения, я пришел предупредить вас, хотя этим я нарушаю свой служебный долг, – сказал он. – Вашу тетушку должны арестовать с минуты на минуту.
Гардения уставилась на него, решив, что он лишился рассудка.
– О чем вы говорите? – спросила она.
– Пьер Гозлен находится в Сюртэ с прошлой ночи, – ответил Берти. – Мне сказали, он признался в том, что продавал военные секреты Франции немцам и что ему платил барон фон Кнезбех.
– Барон? – воскликнула Гардения. – Но наверняка моя тетушка не имеет к этому…
– Ваша тетушка замешана во всем этом, – сказал Берти, – у меня нет причин не доверять моим информаторам, которые в курсе всего, что здесь происходило.
– Но барон… барон обязан спасти ее! – вскричала Гардения.
– Барон уже покинул Париж, – сообщил ей Берти.
– В таком случае тете Лили придется одной отвечать…
Берти перебил ее:
– Неужели вы не видите, Гардения, что у вас есть лишь одна возможность? Уезжайте сейчас же, немедленно! Я волнуюсь вовсе не за вашу тетушку, а за вас. Я не хочу, чтобы вы оказались втянуты во все это лишь потому, что жили в этом доме. В Сюртэ никогда не поверят, что вы не были частью этой проклятой шпионской сети!
Гардения почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Если лорд Харткорт расскажет, как она приезжала к нему на квартиру, никто не усомнится в ее виновности.
– Что же нам делать? Куда мы можем уехать?
– Это не имеет значения, – сказал Берти. – Но вы понимаете, что до суда на все имущество вашей тетушки будет наложен арест? Ее посадят в тюрьму, и я совершенно уверен, что у нее нет никаких шансов на оправдательный приговор. Французы сейчас настроены очень враждебно по отношению к немцам.