Парижские тайны
Шрифт:
— Так вот, на вашем месте я бы сделала вот что: я бы послала в Париж сообразительного человека, ведь сейчас только одиннадцать часов!
— Нашего доверенного, самого бойкого слугу!
— Чудесно... Через два часа он будет в Париже. Он отправится к обойщику на улице Антен, не важно какому, и передаст ему список, который я составлю, но прежде мне надо взглянуть, чего не хватает в павильоне. И он ему скажет, чтобы любой ценой...
— Конечно, конечно, лишь бы госпожа герцогиня была довольна, я за ценой не постою.
— Так вот, он ему скажет, что, сколько бы это ни стоило, все
— Они смогут приехать с почтовой каретой, она отправляется из Парижа в восемь часов вечера.
— А поскольку в павильоне надо только расставить мебель, прибить ковры и повесить занавеси, они легко успеют это сделать до завтрашнего вечера.
— О моя дорогая госпожа Жорж, вы меня просто спасаете! Я бы никогда до этого не додумалась... Вам послало мне само провидение... Вы составите мне список, чтобы павильон стал, как его...
— Комфортабельным? Разумеется, составлю.
— Господи, вот еще одно затруднение! Я уже сказала, мы не знаем, кого ждать, господина или даму? В своем письме госпожа герцогиня говорит: человек... Но это так неопределенно!
— Приготовьтесь так, как если бы вы ожидали даму, если же это окажется мужчина, ему будет только приятнее и удобней, дорогая госпожа Дюбрей.
— Вы правы, вы всегда правы...
Появилась служанка фермы и объявила, что завтрак подан.
— Мы сейчас придем, — сказала г-жа Жорж, — но, пока я составлю список всего необходимого, прикажите измерить все три комнаты в павильоне в высоту и по стенам, чтобы можно было заранее раскроить занавеси и подобрать ковры.
— Хорошо, хорошо, я прикажу нашему доверенному.
— Сударыня, — снова вмешалась служанка. — Там еще эта молочница из Стэна, и все ее добро на тележке, запряженной осликом. Ей-богу, не много у нее добра!
— Бедная женщина, — с сочувствием сказала г-жа Дюбрей.
— Кто она, эта бедная женщина? — спросила г-жа Жорж.
— Крестьянка из Стэна. У нее было четыре коровы, и кое-как перебивалась: продавала По утрам молоко в Париже. Муж ее был деревенским кузнецом; однажды ему понадобилось железо и он пошел в Париж со своей женой. Они договорились встретиться на углу той улицы, где она обычно продавала молоко. На свою беду, молочница выбрала дурной квартал; когда муж вернулся, она отбивалась от каких-то пьяных прощелыг, которые опрокинули ее бидоны в канаву. Кузнец хотел их урезонить, они набросились на него. Он стал защищаться и в драке получил смертельный удар ножом... Там он и остался.
— Господи, какой ужас! — воскликнула г-жа Жорж. — Надеюсь, убийцу арестовали?
— К сожалению, нет. В суматохе он скрылся, но бедная вдова утверждает, что сможет его опознать, потому что видела много раз вместе с его приятелями, завсегдатаями квартала. Однако до сих пор все поиски оставались тщетными. Короче, после смерти мужа молочнице пришлось расплачиваться с разными долгами. Она продала своих коров и свой клочок земли. Фермер из Стэна порекомендовал мне эту славную женщину как прекрасную работницу, столь же честную, сколь несчастную, потому что у нее трое детей... старшему только двенадцать лет.
— Такая ваша доброта меня не удивляет, дорогая госпожа Дюбрей.
— Послушай, Клара! — обратилась хозяйка фермы к своей дочери. — Помоги этой славной женщине устроиться, а я пока переговорю с нашим ловким доверенным о его поездке в Париж.
— Хорошо, мама. Марии можно пойти со мной?
— Ну конечно... Разве вы можете хоть минуту обойтись друг без друга?
И г-жа Дюбрей рассмеялась.
— А я займусь списком, чтобы не терять времени, — сказала г-жа Жорж, присаживаясь к столу. — Потому что нам нужно вернуться в Букеваль к четырем часам.
— К четырем? Вы так торопитесь? — удивилась г-жа Дюбрей.
— Да, потому, Что в пять часов Мария должна быть в доме священника.
— О, если речь идет о нашем добром кюре Лапорте, это дело святое, — сказала г-жа Дюбрей. — Я распоряжусь, чтобы все было в порядке. А пока пусть девочки наговорятся! Им, наверное, столько нужно сказать друг другу... Пусть поболтают:
— Значит, мы уедем в три часа?
— Да, решено. Но как же я вам благодарна, дорогая госпожа Жорж! Какая добрая мысль мне пришла — обратиться к вам за помощью! — проговорила г-жа Дюбрей, Пойдемте, девочки, Клара, Мария, пойдем!
Госпожа Жорж принялась составлять список, а г-жа Дюбрей вышла из комнаты вместе с двумя девушками и служанкой, известившей ее о прибытии молочницы из Стэна.
— Где эта несчастная женщина? — спросила Клара.
— Она со своими детишками, с повозкой и осликом на дворе у амбаров, мадемуазель.
— Ты сейчас увидишь эту бедную женщину, Мария, — сказала Клара, беря Певунью за руку. — Она такая бледная, такая печальная в своем Вдовьем трауре. В последний раз, когда она приходила к маме, она меня очень расстроила: плакала горячими слезами, вспоминая покойного мужа, и вдруг слезы ее просыхали и она так проклинала его убийцу!.. Мне... мне становилось страшно, сколько в ней было злобы... Но ее можно понять. Бедняжка! Сколько же на свете несчастных людей, не правда ли, Мария?
— Да, да, вы правы, к сожалению, очень много, — рассеянно ответила Певунья, тяжедо вздыхая. — Очень много несчастных людей, мадемуазель...
— Ты оцять за свое! — вскричала Клара, сердито топнув ногой. — Опять ты говоришь мне «вы» и называешь «мадемуазель»! За что ты меня так не любишь, Мария?
— Я? О господи!
— Тогда почему ты говоришь мне «вы»? Я знаю, мадам Жорж и моя мать уже бранили тебя за это. И предупреждаю, если еще раз скажешь мне «мадемуазель», я пожалуюсь и тебе еще влетит! Тем хуже для тебя.
— Клара, прости, я задумалась...
— Задумалась! После целой недели разлуки... — печально сказала Клара. — Задумалась, о чем? Уж и так нехорошо, но дело не в этом. Знаешь, Мария, наверное, ты просто гордячка.
Лилия-Мария побледнела как смерть и ничего не ответила.
Перед ней очутилась маленькая женщина во вдовьем трауре и при виде ее дико закричала от ярости и ужаса.
Это была та самая молочница, которая каждое утро продавала Певунье молоко, когда та жила у Людоедки в кабаке «Белый кролик».