Парижский десант Посейдона
Шрифт:
– Справишься?
– с сомнением спросил Торпеда.
– Еще бы. Я этот вирус хорошо знаю…
– Уже убивал?
– Я сам его и писал, - усмехнулся Магеллан.
Торпеда обменялся взглядами с Торпедой и покрутил пальцем у виска. Страсть Магеллана к написанию вирусов была нездоровой, общеизвестной и не раз вызывала нарекания.
Магеллан же всегда обладал отменной интуицией, как будто глаза у него были и на затылке.
– Лучше спасибо скажите, - посоветовал он, не оборачиваясь.
– Видите, как удачно? Я написал,
Он забыл обо всем на свете и колотил по клавишам, словно заяц по барабану. По экрану сплошным потоком бежали цифровые ряды.
– Ты там аккуратнее, - Каретников нервничал.
– Не боись, командир… Готово! Кушать подано…
Магеллан отвалился от клавиатуры и обвел товарищей победоносным взглядом. Спохватившись, он вскочил и освободил Посейдону место.
Каретников сел, всмотрелся в экран.
Сперва он ничего не понял.
Документы были на русском языке, но речь шла о каких-то микробиологических материях, в которых командир ничего не смыслил. Он сообразил, что выбрал диск-продолжение, хотя полной уверенности не было. Магеллан дышал ему в ухо, Магеллану было все равно, с какого места читать. Он впитывал информацию. Остальные тоже сгрудились вокруг Посейдона, пытаясь разобраться в терминологии.
Каретников уже хотел листать дальше, но вдруг замер на слове «Хюгенау».
С этого места он начал вчитываться очень внимательно. Пролистнул еще несколько страниц, неожиданно встал, засунул руки в карманы и отошел, пребывая в глубокой задумчивости. Он мрачнел на глазах. Магеллан продолжал просматривать документы. Трудно было сказать, понимает ли он прочитанное, - он, казалось, только фиксировал, чтобы уже потом разложить все по полочкам.
– Сворачиваемся, ребята, уходим, - приказал Посейдон по истечении пяти минут.
– Шеф, я еще не дочитал…
– Достаточно. Дело в целом понятное. Детали меня пока мало интересуют, для меня важнее суть. И она весьма неприглядна.
– Я поняла только, что наши проводили какие-то опыты над детьми, - голос Медузы звучал недоверчиво.
– Да, причем над теми, кого сами вызволили из нацистской лаборатории. Эсминец - плавучая лаборатория. Сначала над заключенными работали немцы, потом - свои, советские.
– И наработали, - подхватил Торпеда.
– Оставили какую-то дрянь на борту, ее-то и спер этот гад.
– Все правильно, - кивнул Каретников.
– Во всяком случае - вполне логично. О последних событиях в документах, я думаю, не говорится ни слова. Досматривать некогда: нам и вправду следует поспешить. Возможно все что угодно. Я понятно выразился?
– Яснее некуда, - отозвался Мина.
– Клюнтин?
– Я этого не говорил, - отрезал Каретников.
– Где же «яснее некуда»? Я повторяю: возможно все. Кто-то наверху отчаянно
Сильвер помогал Магеллану упаковать лэптоп и документы.
– А откуда вся эта хрень взялась у Валентино?
– спросил он, не прекращая своего занятия.
– Понятия не имею. Судя по всему, у него имеются давние устойчивые связи с Россией. И я пока не могу сообразить, кто за ним стоит. Все! Обсуждение закончено. Главное вы знаете, и если со мной что случится…
Никто не стал возражать - дескать, брось, командир! Какие твои годы? Не каркай, плюнь через плечо, постучи себя по черепу.
Сам Посейдон испытывал острейшую потребность вторично пересечься с Маэстро. В голове у него прочно засели две фамилии: Остапенко и Красавчик. Он решил, что не стоит пока информировать группу об этих людях, один из которых - покойник.
Возможно, Красавчик еще жив, и было бы очень неплохо его разыскать.
И еще он отчаянно пожалел, что задержался на какие-то секунды, не успел взять Валентино живым. Доктор мог оказаться полезным, потому-то его и убрали с дороги.
«Шевроле» мягко затормозил на набережной.
Противоположный берег сверкал мигалками и озабоченно гудел; ветер гнал по реке клубы дыма, уже собрались многочисленные зеваки. Многие снимали происходящее на видеокамеры и мобильные телефоны. На машину, припарковавшуюся к дому, что позади, туристы и парижане не обратили никакого внимания.
Дверцы распахнулись, из салона выскользнули двое. Один чуть задержался, чтобы выволочь на божий свет какого-то бедолагу со связанными руками.
– Быстро, - прошипел Баз.
Уловив интонацию, узник перешел на трусцу.
Намер пристально посмотрел на него и пожал плечами.
– Что-то странновато, - пробормотал он, заходя вслед за Базом в подъезд.
Консьерж дремал, не замечая вошедших.
Это тоже показалось Намеру необычным.
– Что тебе странно?
– Баз говорил шепотом.
– Больно резвый старик. Смотри, как чешет.
– Чтоб я так жил в его годы.
– Завидуешь?
– Намеру было не до смеха, но он усмехнулся.
– Да, слюной исхожу. Все, замерли. Мне что-то не нравится здесь.
Баз придержал Гладилина за плечо, и тот остановился как вкопанный.
Намер прижался спиной к стене, обошел их и начал медленно подниматься, держа пистолет наготове. Одолев несколько ступеней, он обернулся и тихо спросил:
– Что тебя не устраивает? Мы говорили с Цефой десять минут назад.
– Я задницей чувствую. Почему этот идиот дрыхнет?
– Можно вернуться и спросить.
Баз немного подумал:
– Нет, не стоит. И без него шума много.