Парк 300
Шрифт:
– Аргун, Аргун! Ты чего?!
– Йонг был напуган. Его друг свернулся, поджав колени, и рычал сквозь зубы, пуская слюну.
– Е-е-е-д-ем, - процедил Аргун.
– Гони!
– распорядился Йонг, - держись, Аргун, скоро доберемся. Чуть-чуть осталось. Да что ж тебя так скрючило? Предупреждал бы что ли, родной. Только не вздумай загнуться, Аргунчик!
Большое волосатое тело рухнуло на операционный стол. Медики суетились, занимая свои позиции. Четверо тайцев и один француз колдовали над телом Аргуна. Операция продолжалась четыре часа. Йонг пил чай в комнате для гостей. К нему подошёл француз, его халат был в крови.
– Господин, Йонг. Тут такое дело. Болезнь
– Вы знаете, доктор, что не все.
– Но больной не давал согласия. Да и потом, опыты на людях были, мягко говоря, не удовлетворительными.
– У него нет выбора. Так ведь? Я прошу вас, сделайте всё, что можете.
Француз виновато опустил голову. Его глаза выражали крайнюю озабоченность и интерес одновременно. Идея, которая мучила учёного последнее время, могла реализоваться сегодня.
– Понимаете, каждая секунда нашего разговора убивает больного. Его мозг еще жив, но сорок минут - и всё. Потому буду краток. Моя разработка в теории даст ему возможность жить. Но для этого нужно вернуть весь опорно-двигательный потенциал организма. Короче говоря, поставить протез вместо руки, которая парализована. Более того, последний припадок спровоцировал у больного потерю зрения и нескончаемый поток галлюцинаций. Зрение и руку мы вернём. Только тогда можно что-то сделать. Но вот галлюцинации. Проблема. Их невозможно контролировать с помощью моей разработки. В общем, друга вашего вытащить я могу, но вот его психическое здоровье будет под угрозой.
– Доктор, спасите его. Он нужен мне. А с его головой мы разберемся.
– Как скажите. У нас осталось тридцать шесть минут. Этого вполне достаточно. Надеюсь, всё получится.
– Постарайтесь, как следует.
Француз направился в сторону операционной. А Йонг скрыл лицо в металлических ладонях. И было неясно, что тяготит его больше: здоровье Аргуна или возможный крах планов, связанных с его давним товарищем.
Йонгу звонили.
– Слушаю.
– Ваш друг. Он пришёл в себя.
Палата Аргуна была светлой, радостной. На подоконниках прямоугольного помещения стояли свежие хризантемы. В углу висел сиреневый телевизор. Тумбы, столик и кровати пестрили радужными цветами. Вошёл Йонг, за ним медик француз. Аргун лежал неподвижно. Голова была обмотана бинтами, свободными оставались только рот и глаза. Последние открылись.
– Как он? Говорить может?
– спросил Йонг.
– Вообще да, но странное дело, пациент будто отказывается разговаривать. Может, ему больно или мало сил, непонятно. Однако все результаты послеоперационных анализов не показывают о нарушении речевой функции. Больной пишет, что хочет сказать. Но я не разобрал языка. Наверно, это язык Объединенной Федерации, взгляните, - француз протянул Йонгу лист бумаги, исписанный фразами на родном Аргуну языке. "Пещера воли мне открыта, войду ль в неё, сомкнув я веки? Вы обо мне не забывайте, о чудном горе-человеке". Йонг взглянул на Аргуна. Глаза его приятеля ничего не выражали. Апатия и мысли, унесенные куда-то вдаль, отражались в них блеском перламутровых нанолинз.
– Что он написал?
– спросил француз.
– Выйдем, док.
Йонг взял ученого за грудки и, подняв в воздух, пригвоздил к стене.
– Ты чего сделал с ним, картавый ублюдок?!
– Мистер, Йонг! Спокойно, не надо! Я всё объясню!
Игорь поставил напуганного хирурга на ноги.
– Вы просили спасти его, я выполнил вашу просьбу.
– Франкенштейн какой-то!
– Прошу простить меня, но не вам, господин Йонг, вспоминать этого фантастического персонажа, - съязвил хирург.
– Что дальше?
– Игорь проигнорировал выходку француза.
– Я вас предупреждал, когда говорил о галлюцинациях. Возможно, это не факт, но могу предположить, что его молчание как раз связано с периодом адаптации, привыкания к линзам плюс воспоминания о видениях могут не давать покоя. Это психическое расстройство, мистер Йонг. После физиологического восстановления его непременно нужно показать специалисту. Скажите, что он писал?
– На своём языке, да. Рифмованные строчки, всего две. О воли, пещере и горе-человеке. Бред.
– Вот как. Я же говорил, психика повреждена. Отсюда и шизофренические мысли, вызванные галлюцинациями, трансформированные в стихотворную оболочку. Типичный случай.
– Значит, доктор, вы создали психа?
– Не знаю. Поймите, господин Йонг, вас я латал по предварительным калькам, вы не были экспериментом. Ваше тело подверглось изменению, но с ним проще работалось. Тут мозг. Ситуация в разы сложнее, от мозга можно ждать чего угодно. Так что результаты могли быть любыми. Удача, что он вообще выкарабкался.
– Ладно, пусть так. Я могу поговорить с ним? Верно?
– Разумеется, только согласится ли он?
Йонг снова подошёл к своему другу. Аргун смотрел на него, как и прежде. Взгляд был осмысленным, горьким, злым.
– Тебе больно?
Пауза. Правая рука Аргуна взяла карандаш и что-то чиркнула на картонке, лежавшей на груди. Йонг прочел: "Мне мысли открыты, когда я стараюсь смотреть, не думай плохого, не смогу умереть".
– Я не понимаю тебя, дружище.
Аргун снова написал: "Язык мой нем, я словно кокон, внемли не мне, забудь про говор".
– Чёрт возьми, я не понимаю тебя. У тебя случился припадок. Я торопился, как мог, но не успел. Пришлось принять крайние меры. Твоя рука. Она теперь из кевлара. Очень прочный металл. Прости, по-другому было никак. Надеюсь, ты понимаешь меня, - теперь у Йонга светился синий глаз, а сохранившаяся кожа лица скривилась в гримасе сожаления, - твой гипофиз. Его врачи удалили. Взамен - протез. Высокотехнологичный, потому в твоих глазах отражается всякая хренотень. Я сам не знаю, как это выглядит и работает, но доктор, тот француз, говорит, что электроника безопасна. Я ему верю, а ты верь мне. Без функционирующей руки этот мозговой имплант не смог бы работать. Короче, прости меня, Аргун. Но я спасал твою жизнь. О деньгах не беспокойся, расходы беру на себя. Скажи, что думаешь?