Парни из Карго
Шрифт:
В наушнике звучала одна из его любимых песен:
И от тусклых картин мне ни холодно, ни жарко,
Твой фонарик прорезал мне путь в темноте.
Пусть не чувствую горя, не чувствую счастья,
Всё осталось в тумане, забыто на дне.
И после роскошной переклички синтезатора со скрипкой – финальный
От касаний твоих у меня лихорадка,
В старом парке в тумане на Тихом холме.
Ты подходишь ко мне, озираясь с опаской,
Этот взгляд мне знаком и приятен вдвойне! 8
С точки зрения Саши, снижение пока отличалось от горизонтального полета разве что чуть более энергичными маневрами вправо-влево, да один раз хрустнула, сминаясь под невидимым кулаком атмосферного давления, пластиковая бутылка с остатками воды, когда самолет разгерметизировался, и давление в кабине сравнялось с забортным. Видимость c пассажирских кресел на кухне и днем-то была никакой, а сейчас во мгле и глазу и не зацепиться было пока за горизонт, и развороты Львович закладывал плавные и размашистые – так что организм не успевал воспринять их и сообщить мозгу, что пол кабины накренился.
Капитан переключил радио с наушников на внешние динамики, поэтому Саша все же слышал с кухни весь англоязычный радиообмен между диспетчерами на земле и пилотами других бортов. Что-то даже успевал разобрать в разноголосых скороговорках с разными акцентами:
– «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, эшелон перехода семьдесят, снижайтесь эшелон ноль шестьдесят.
– Принял, «Жар-Птица» девять ноль ноль семь.
– ВПП9 двадцать семь, посадку разрешили, Катай Пасифик четыре пять ноль.
– Сингапур Карго, взлет, по схеме «Галф ноль шесть Ромео» набираем три тысячи футов.
Наконец, после ряда разворотов и смен эшелонов с высоких на более низкие транспортник снизился до нужной высоты и вышел на предпосадочную прямую. Под крыльями его ярко сияли огни ночного города. Полоса – яркая черточка, все увеличивающаяся в размерах, – лежала впереди и ниже. Далеко за ней, в море, мерцали огоньки стоящих на якоре сухогрузов и танкеров.
– Выпустить шасси.
– Шасси выпущены, – Миша перевел рычаг уборки в нижнее положение, и тотчас зашумел возмущаемый выпускаемым шасси воздух. Стойки со стуком встали на замки, надежно зафиксировавшись, чтобы принять на себя весь вес самолета, когда он коснется планеты. Полоса уже была так близко, что видны стали отдельные огни вдоль нее, убегающие вдаль.
– Десять… восемь… пять… три… – отсчитал в кабине последние метры голосовой информатор. Колеса с ощутимым ударом коснулись взлетно-посадочной полосы. Обжав стойки, транспортник налег на планету всеми своими шестьюдесятью тоннами максимальной посадочной массы10.
– Реверс.
– Есть реверс, – сдвинул Миша нужные рычажки, расположенные прямо на рычагах управления двигателями.
Спустя мгновение раскрылись
– Сто двадцать… Восемьдесят… шестьдесят…
Львович стал плавно притормаживать обычными колесными тормозами. Огни полосы уходили назад все медленнее.
– …пятьдесят… сорок… – продолжал отсчитывать вслух второй пилот.
– «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, добрый вечер, следуйте на стоянку тридцать пять Альфа по рулежной дорожке Браво-четыре, пересечение Альфа-шесть доложить, – скороговоркой произнес диспетчер.
– Добрый вечер, «Жар-Птица» девять ноль ноль семь принял, – такой же скороговоркой ответил второй пилот.
«Веселый Роджер» свернул с полосы на рулежную дорожку, обозначенную светящейся табличкой «В4», и еще долго катил мимо залитого огнями пассажирского терминала и длинного здания грузового склада, изредка останавливаясь, чтобы пропустить выруливающие на вылет самолеты. Потом повернул и остановился на стоянке на краю поля, напротив знака «35А» с желтой табличкой, на которой были нанесены широта и долгота стоянки. Судя по ним, до южного полушария от столба оставалось всего ничего.
Над портом, пробившись через яркий свет фонарей, мерцали южные созвездия. Вокруг залитой светом стоянки, обозначенной на перроне красным восьмиугольником, стояли различное техника и оборудование – источник наземного питания (проще говоря, генератор электрического тока), большие огнетушители, тележки для грузов и даже небольшой тягач.
– Можно открывать! – крикнул капитан, когда двигатели стихли. Только шумела в хвосте вспомогательная силовая установка, обеспечивавшая пока самолет электричеством. Саша поворотом рычага на двери перевел аварийный трап в режим «Земля» и повернул второй рычаг, одновременно толкая массивную тяжелую створку наружу. В кабину тотчас хлынул жаркий влажный воздух.
Трап уже стоял у борта, и по нему, гулко топая тяжелыми ботинками, поднялся грузный бородатый малазиец в синих брюках и оранжевой футболке со светоотражающими полосами.
– Хелло, парни! Кто у вас старший?
На груди у толстяка болтался пропуск на ярко-зеленой ленточке с надписью «Скай Хэндлинг11 Сервис».
– Привет! Я, – отозвался Саша.
– Сантьяго! – представился малазиец. – Чем можем помочь вам, сэр?
– Алекс, – шутливо поклонился в ответ Саша и протянул агенту лист бумаги. – Примите, пожалуйста, заказ питания. Мы вылетаем завтра в восемь тридцать зулу, питание просим привезти в семь сорок пять.
Словом «зулу» обозначали время по Гринвичу (расположенному на нулевом меридиане). Во всем мире авиаторы отсчитывали время от Гринвича. Так было проще, чем постоянно переводить часы при смене часовых поясов.
– Ясно. Грузить что-то будете у нас?
– Весь наш груз – транзитом в Дакку. Только заправимся. Нам потребуется… Эдик, остаток топлива какой, не подскажешь?
– Пять тонн.
– Ну, значит, тонн двадцать плеснем утром. Я поточнее утром сообщу, как рассчитают флайт-план.