Парни из Островецких лесов
Шрифт:
— Хотят схватить нас живыми!
Богусь вспомнил Мюллера и Ганса:
— Не дождутся.
— Бежим?
— Бежим!
Богусь одернул куртку, крепче стиснул винтовку.
— Готов?
— Готов!
— Пошли!
Они почти одновременно выскочили на пустую дорогу. Надо было пробежать всего несколько шагов. Позади уже один, второй, третий…
Пригорок снова огрызнулся огнем. Что-то горячее ударило Юрека в ногу. Он зашатался, но устоял и, добежав до рва, кубарем скатился вниз.
Богусь видел уже перед собой дно канавы, когда вдруг все поплыло у него перед глазами. Страшный грохот,
— Кажется, удалось, — шепнул Юрек, взглянув на кровоточащую ногу. — Ранили! — Он завернул штанину. — Посмотри, Богусь!
Тот не отвечал.
— Богусь! — повторил Юрек громче.
Его вдруг охватил ужас. Он перевел взгляд на друга и только теперь увидел, что тот лежит в какой-то странной, необычной позе. Подполз к нему поближе.
Богусь лежал, прижавшись щекой к земле, обнимая ее широко раскинутыми руками, будто бы не желая никому отдавать ее…
Через разорванную рубашку бежала ярко-красная струйка крови, впитываясь в землю, которую он защищал.
— Богусь! — крикнул сорвавшимся голосом Юрек. Новая очередь просвистела над его головой. Юрек залег, подвинул поближе винтовку и начал стрелять по немцам с ненавистью, бешено, остервенело.
Он был единственный, кто остался в живых. Взглянул на Богуся. «Ему я уже ничем не могу помочь», — подумал он и решил отходить. Немцы заметили это. Улучив момент, он выпрыгнул из канавы. Почувствовал еще один удар в ногу. Споткнулся, перескочил через какую-то лужу и побежал в сторону луга. Позади гремели выстрелы, пули со свистом пролетали рядом, но он даже не пригибался. Увидев перед собой телегу, вскочил на нее и хлестнул лошадь. Испуганная лошадь с пеной на морде понеслась напрямик через луг, влетела на пригорок. Юрек чувствовал, как немеет его нога. Штанина была мокрой от крови. Он еще раз ударил лошадь кнутом. Перед ним виднелся овраг, по дну которого пролегала дорога.
Лошадь мчалась в сторону оврага. Вдруг колесо ударилось о камень, телега накренилась, и Юрек, потеряв равновесие, упал на дорогу, с бессильной злостью смотрел он, как испуганная лошадь понеслась дальше, таща за собой перевернувшуюся телегу. Некоторое время он лежал тихо, прислушиваясь. Звуки выстрелов доносились издалека и были уже редкими.
«Теперь начнут облаву, — подумал он, — хорошо, что сумел сберечь винтовку».
Однако он чувствовал, как силы постепенно покидают его. Должно быть, потерял много крови. Взгляд начал туманиться, мышцы стали какими-то вялыми. Он кончиком языка облизнул спекшиеся губы, подполз к кусту.
Вдруг Юрек вздрогнул. Он увидел, как кто-то бежит к оврагу. «Немцы», — мелькнуло в голове. Кровь сильнее застучала в висках. Он тяжело, с трудом дышал, крепко сжимая винтовку.
По дороге бежал незнакомый человек. Сквозь ветви кустарника Юрек следил за каждым его движением. Вдруг голова Юрека отяжелела, все закружилось. Тело как-то сразу обмякло. Последним усилием воли он сдавленным, чужим голосом успел крикнуть:
— Стой! — и потерял сознание.
Через линию фронта
В лесном госпитале
Разными были в. то время деревни,
В Мочидлах находился госпиталь. Нет, там не было светлого здания со сверкающими чистотой коридорами, запахом йода, тишиной и ровными рядами белых коек. Госпиталь размещался в обычных деревенских хатах.
Там лежали больные и раненые, которых в случае опасности надо было немедленно перевести в сарай или другое укрытие.
«Главным директором» госпиталя в Мочидлах была пани М., которую называли также Графиней. Как-то летом 1943 года, когда Графиня пасла коров, она увидела, как из ближайшего оврага выскочили несколько человек и побежали мимо нее в сторону ржаного поля. Один из них остановился, приложил палец к губам и исчез во ржи. Его-то как раз Графиня и узнала. Это был Эдек, или Орел, тот самый, который не оставлял Здзиха в покое своими рассказами о партизанах. Несколько дней спустя в доме своего отца Графиня второй раз встретилась с Орлом. Он лежал тяжело раненный в обе ноги. Найти врача в то время было трудным делом. Поэтому пани М. начала лечить его сама, как умела, домашними средствами. Умела, по-видимому, хорошо, поскольку раненый не только вырвался из рук смерти, но и вернулся вскоре в партизанский отряд.
С этого, собственно говоря, и началось. Позднее Графиня была уже не одна. Отовсюду приходили девчата, предлагая свои услуги: из Жухува, Долов, Обренчной, Щуци, Окронглицы, Романува и Енджеюва. Связные и санитарки. Явились доктор Кароль и доктор Анка. Теперь раненые имели уже квалифицированную помощь и опеку. Доктор Анка организовала курсы. Интрига, Русалка, Альбина, Валя и десятки других девчат познавали здесь тайны нелегкого искусства лечения. Работа шла полным ходом.
Когда было трудно с продовольствием, Графиня обращалась за помощью к жителям деревни. Все жили в то время бедно. Но раненым люди отдавали все, что могли. Литр молока или яйцо казались тогда чуть ли не королевским даром.
В эти Мочидлы и попал Юрек. Обессиленный, он сначала никак не мог понять, где он и что с ним произошло. Позднее отдельные разрозненные картины соединились в одно логическое целое.
Потеряв сознание в овраге, он очнулся в чьем-то сарае. Попытался встать, но онемевшие, словно деревянные ноги отказались повиноваться. Поэтому он лежал неподвижно, настороженно наблюдая через зиявшие щели сарая за тем, что происходит во дворе. Где-то рядом мерно жевала корова. Пахло молоком. Только теперь он почувствовал голод. Осмотрелся — в сарае никого не было. Деревня тоже словно вымерла. Вокруг стояла такая тишина, что даже жужжание комара, настойчиво кружившегося над его ухом, казалось слишком громким.
Примерно через час или два, точно сказать трудно, дверь сарая распахнулась и появился незнакомый мужчина. Позднее Юрек узнал в нем того человека, который бежал за ним по оврагу и в которого он хотел стрелять.
— Ну как дела, в порядке? — спросил незнакомец.
Юрек усмехнулся: что он мог ему ответить?
— Послушайте, какие-то посторонние люди появились в нашей деревне и говорят, что разыскивают раненого, — шепотом сказал незнакомец.
Юрек насторожился: «Свои или нет», — размышлял он. Поманил хозяина рукой. Тот наклонился над ним.