Пароход
Шрифт:
– Тогда забудьте об этом. Где он приложил руку, там будет всё чисто.
– Пока ждём ваших шустрых ребят, дойду до киоска за свежей газетой, – сказал Алябьев, но едва он встал со скамьи, как Тибо ответил:
– Не торопитесь, мсье. Нам уже несут нужные вести.
К Колотушке подбежал худенький пацанёнок и протянул ему вдвое сложенный листок.
Тибо развернул его и прочитал:
– Белов Викентий Львович, русский, родился 05.03.1860 года, умер 01.08.1928 года, скоропостижно… Так… Место жительства… так… Вот! Профессия: химик. А где химия, там и яд. Не удивлюсь,
Честно говоря, версия Тибо-Колотушки была занимательной. И как ведь ровненько он всё выстроил, имея в обиходе только ту куцую информацию о Тетерине-работодателе, которую он получил от Алябьева позавчера в кафе. Сергей Сергеевич из интереса спросил:
– А как вы думаете, Тибо, какую именно работу предложил мне этот человек?
– Не знаю, но полагаю, что схожую с работой Одрика-Тихони. А иначе, зачем вы ему? Просто эта работа будет чем-то отличаться от кражи бриллиантовой броши из дома богача, оставшегося ночевать у любовницы. Вы ведь, насколько я знаю, русский офицер?
– Да, разведка в вашей воровской армии работает на высшем уровне. Я не в обиду говорю, с восхищением, – похвалил Алябьев.
– Так вы тоже не промах: обратились именно ко мне, а не к какой-нибудь мелкой шпане. То есть, тоже сообразили на уровне, откуда можно зацепиться.
После обмена любезностями Алябьев сказал Тибо:
– Как я слышал, в вашей банде весь доход делится справедливо – поровну.
– Вы не теряли времени даром, мсье.
– Услышал случайно, – поправился Алябьев. – Теперь о моих обязательствах: я согласился работать на Тетерина за 250 тысяч франков. Хотите получить половину моих обязательств?
– 125 тысяч? С удовольствием! А что для этого нужно, мсье?
– Поехать со мной в Советскую Россию и привезти оттуда в Париж некую вещь.
– И вы запросто говорите мне об этом? Фактически первому встречному?
– А чем я рискую, практически зная не больше того, о чём вам сейчас сказал? К тому же вы умный и физически сильный мужчина. И, как профессионал своего криминального дела, вы меня тоже устраиваете. Что бы мне не пригласить вас в напарники?
– Но я же совсем не знаю России, мсье. Не знаю языка, и почему бы вам…
– Это как раз и к лучшему, – перебил Алябьев. – Сантиментов не будет. А на счёт языка, так можно прикинуться и немым. – Сергей Сергеевич кивнул в сторону женщины и мужчины: те сидели на соседней скамье и активно объяснялись жестами. – Вы хотели спросить: почему бы мне не пригласить в эту поездку своего знакомого соотечественника? Тоже вам отвечу: есть такой человек, но у него скоро будет свадьба, а поездка может оказаться крайне опасной. Приглашать кого-то из вашей преступной среды я не хочу – не доверяю.
– А мне доверяете? Вы даже моей фамилии не знаете.
– И вам не доверяю, но вы мне симпатичны.
Тибо захохотал. Отсмеявшись, он признался:
– Вы мне тоже. – Потом показал глазами на немых: – Между прочим, я понимаю, о чём они говорят.
– То есть, вы согласны? Без раздумий?
– Что же нет? И к чему раздумывать? И почему бы не побывать в той стране, где в 1812-м погиб мой прапрадед? А за своих ребят я не беспокоюсь. Мой старший брат меня заменит.
– Вы богаты роднёй, Тибо, – в словах Алябьева проскочила грустинка.
– Увы, остался лишь он. Мать, отец и младшая сестра умерли, и ещё два брата-близнеца погибли под Верденом в 1916-м, – и в голосе грабителя тоже весёлости не прозвучало.
– Тогда передавайте ваши дела своему старшему брату. Времени у нас с вами в обрез.
– Мне для этого потребуется всего пять секунд: сказать при некоторых, что Ален остаётся за меня. Чем я ещё могу быть вам полезен, мсье?
– Передайте сутенёру Мишелю деньги, которые я у него забрал. Достать мне их удалось раньше срока, – Алябьев передал Тибо четыреста франков и взглянул на свои часы: – Если вы управитесь до обеда, то после него нам нужно ещё раз встретиться и совершить небольшую прогулку. Например, давайте встретимся в 14.00. Вас устраивает?
– Устраивает.
– В каком месте Парижа вас знают меньше всего?
– В Монпарнасе на левом берегу Сены меня в лицо точно не знают. Там, видите ли, живёт творческая интеллигенция, а я, хотя и грабитель, но не хочу отбирать у кинематографистов, художников и писателей. Я предпочитаю чистить людей другого сорта.
– Хорошо. Второй вопрос: насколько вы дружны с полицией, и есть ли среди полицейских люди, способные продать вас за хорошие деньги тем, кто вами вдруг заинтересуется?
– Флики, разумеется, зуб на меня имеют, хотя замечу, что официально я ни по каким делам никогда не проходил, а если где-то и засветился, то только на уровне слухов. Кто из них может продать меня за хорошие деньги? – Тибо-Колотушка пожал плечами, и уже не обзывая стражей порядка, жаргонным словом рассудил: – Полицейские – они тоже люди. Тут вопрос в том, сколько дадут. Но опять же замечу: и среди них есть те, кто сразу же сообщит мне или моим друзьям о том, что я нахожусь в чьём-то интересе, а этот интерес, как я догадываюсь, будет исходить от господина Тетерина. – Он улыбнулся и подвёл черту под своим ответом: – Не сомневайтесь, меня вовремя предупредят.
– И это замечательно, – кивнул Алябьев, а Тибо снова улыбнулся и сказал: – Предвидя ваш третий вопрос, доложу: и документами на чужое имя я тоже располагаю. Какое больше всего вам нравится: Арман Бонне или Жирард Руже?
– Арман Бонне, – выбрал Сергей Сергеевич. – Оно звучит жёстче.
Да и правда: Жирард Руже – это как метлой по глубокой луже, разлёгшейся на мостовой – одно звучное шарканье: «Ж-рад! Р-уж! Ж-рад! Р-уж!» Машешь-машешь, гонишь-гонишь, а водяная грязь, подавшись от взмаха на ближайшие камушки, всё равно норовит скатиться назад в свою ямку.