Пароль остается прежним

Левин Минель Иосифович

— Товарищ старшина...

Пологалов показал на Серебренникова, который остановился в нескольких шагах сзади.

— Докладывайте майору.

Пограничник, мягко ступая, подошел к майору.

— На границе без происшествий. Докладывает старший наряда — рядовой Бегалин.

— Продолжайте службу.

— Есть!

— Где еще наряды?—спросил Серебренников

старшину.

— Один — в камышах, в стороне от дозорной тропы. Другой — в районе отдельного дерева...

Серебренников посмотрел на светящийся циферблат часов:

— Пошли к дереву. Кто там в наряде?

— Сержант Назаров и рядовой Бородуля.

...И-ишь ты, и-ишь ты! — пела река.

Бородуля давил комаров. В другой раз он не пожалеет мази и не испугается, что придется лишний раз стирать гимнастерку. Впрочем, стирать не обязательно. Можно походить и в грязной. Кто увидит?

В просвете между камышами виднелся кусочек неба. Бородуля старался не смотреть в эту сторону, потому что неприятное ощущение от будто бы снижающихся звезд еще не прошло.

Потом у него затекли ноги. Он расправил их, и сразу зашуршали камыши, словно повеяло ветром.

К Бородуле подполз старший наряда.

— Лежи тихо. Слушай.

— Что слушать?

— Ночь слушай. И не шевелись. Ясно?

— Ясно.

— Тише говори.

— Я тихо.

— Не забудь: если кто-нибудь пойдет от границы — я пропускаю, а ты подаешь опознавательный знак. Если пойдет с тыла — пропускаешь ты и не допускаешь безнаказанного отхода. Ясно?

— Ясно.

Назаров отполз. Бородуля знал, что он где-то тут, рядом, но чувствовал себя неуверенно. Надо было взять себя в руки. Что он — трус, в самом деле? Подумаешь, звезды... Ну, звезды, как звезды. Вот сейчас поднимет голову и увидит Большую Медведицу. Семизвездный ковш. Это всё, что он знал по астрономии. Большую Медведицу он часто наблюдал дома, когда отправлялся с ребятами в ночное.

Он увидел над собой звездное небо — огненное, громадное, но сколько ни всматривался, не мог различить Большую Медведицу. Все звезды были незнакомые. И чем больше вглядывался в них Бородуля, тем страшнее ему становилось. На самом деле: куда девалась Большая Медведица?

Бородуля прижался к земле и закрыл глаза.

Не думать о звездах... Не думать о звездах... Вообще ни о чем не думать !..

Так он лежал долго. И вдруг на какое-то мгновение сознание отключилось. Бородуля словно провалился куда-то. А на него шла

Большая Медведица.

Он испуганно вскинул веки. Определенно на него кто-то шел.

Небо стреляло звездами и прижимало к земле. Хотелось отползти подальше в камыши и спрятаться. Ноги налились свинцом, не слушались. Тогда он снова закрыл глаза и сдавил голову руками.

— Рядовой Бородуля!

Что происходит?!

— Бородуля, встать!

— Стой, кто идет?!— отчаянно крикнул он и щелкнул затвором.

Кто-то отвел дуло карабина в сторону.

— Этим не

шутят.

Бородуля, наконец, увидел, что рядом стоит майор Серебренников. Это он отвел карабин в сторону.

Бородуля вскочил на ноги.

— Товарищ майор, товарищ майор!..— как в бреду бормотал он.

— Спал, Бородуля? — спросил майор, отпуская карабин.—Поставь на предохранитель.

— Он испугался...

Это говорил Назаров.

Старшина Пологалов молчал.

Бородуля вдруг понял всю нелепость своего положения и похолодел.

— Я не испугался.

— Так что же? — тихо спросил майор.

— Я за... маза... скировался,— голос у Бородули дрожал.

— ЧП,— вздохнул старшина.

— На заставе разберемся,— медленно произнес Серебренников.

Вскоре подошел наряд соседей, и майор узнал полковника Заозерного.

Серебренников доложил, что наряды несут службу бдительно, кроме одного.

Полковник слушал хмуро, и Серебренников представил себе, как пульсирует бугорок над его бровью.

— Бородуля — трудный солдат,— сказал Серебренников,— но я уверен: сегодняшний случай послужит ему уроком.

— Возможно,— согласился Заозерный.—Но за него отвечаете вы лично.

— Есть!

— У вас всё?

— Как вам сказать...— Разговаривали по-прежнему шопотом.— Меня капитан Ярцев беспокоит.

— Ярцев? В чем дело?

— Взвинченный он, недовольный.

— А как на заставе?

— На заставе порядок.

— Ярцев — лучший начальник.

— Я знаю.

— Может быть, его расстроило, что не перевели в штаб?

Серебренников пожал плечами:

— А, может быть, он устал?

Заозерный поморщился:

— Я бы давно прислал ему офицера, да замучили разные сборы. Что поделать, и в округе перебарщивают.— Он посмотрел на Серебренникова,— Вы — секретарь парткомиссии, вот и занялись бы этим. Через политотдел.

— А вы? — вопросом на вопрос ответил Серебренников.

Заозерный махнул рукой:

— Мне некогда. На плечах — граница.

Он помолчал.

— Ярцев — удивительно... Вот уж за кого я был совершенно спокоен... Разберитесь, Владимир Михайлович.

— Попробую,— ответил Серебренников.

ТРЕВОГА

В комнате было душно. Затянутые марлей окна почти не пропускали воздуха. Но москиты пробивались сквозь густую сетку, жалили и ускользали из-под пальцев.

Лариса—жена Ярцева—сидела возле детских кроваток, отгоняла москитов.

Ярцеву не спалось. Он лежал с открытыми глазами. Думал. Заместителя нет, а одному все-таки трудно работать. Устал и едва сдерживает раздражение. А тут еще это письмо от друга.

Так, может быть, придти в политотдел, к Тому же майору Серебренникову, и сказать:

«Товарищ секретарь партийной комиссии, я — коммунист Ярцев — считаю, что со мной поступают неправильно...»

— Пора, Коленька, вставай!

Ему не хотелось отвечать.