Пароль — Родина
Шрифт:
Темнота сгустилась и стала почти непроницаемой. Это было на руку разведчикам. Никем не видимые и не замеченные, они бесшумно вышли из леса и вскоре благополучно достигли большого полузасохшего дерева, одиноко стоявшего неподалеку от домика Исаева. Все ступали очень осторожно, невольно пригибались к земле и крепко сжимали в руках оружие.
План Карасева был прост: все залегают у дерева и ждут Исаева, который подбирается к собственному дому, где он прожил много лет, и проверяет, есть ли в нем гитлеровцы. Если в домике гитлеровцы или посторонние, разведчики попарно
Больше всех, конечно, волновался Исаев. Уходя с партизанами в лес, он оставил здесь жену и детей. Увидит ли их сейчас? Что с ними сталось? Живы ли они…
Через две-три минуты Исаев возвратился и присел на корточки возле Карасева. Даже в темноте Карасев заметил каким белым стало лицо партизана.
— В доме никого, — прошептал Исаев трясущимися губами, сдерживая бившую его нервную дрожь. — Пусто. На дверях замок.
— А семья? — невольно вырвался у Карасева вопрос. Что мог на него ответить Исаев? Он так хотел застать свою семью. Где она? Что с ней?
Да, это была первая неожиданность, с которой пришлось столкнуться разведчикам, первая поправка к плану, который казался ясным и вполне выполнимым.
Но раздумывать некогда. Надо что-то делать.
Карасев сжал локоть Исаева, желая подбодрить его, и спросил:
— Пролезть в дом можно?
— Можно.
— Тогда веди!
Подойдя к домику — он теперь выглядел заброшенным полуразрушенным сараем, — партизаны обошли его вокруг и остановились под окном.
— Замка не снимать, — распорядился Карасев. — А ну, Исаев, разыщи вход, быстро!
Исаев нащупал в темноте какую-то задвижку, открыл ставни, и разведчики один за другим влезли внутрь, после чего хозяин дома снова закрыл окно и поставил задвижку на свое место. Минуту-другую все сгрудившись стояли в комнате, не решаясь сделать и шага, чтобы не зацепиться за мебель и не нарушить тишины. Глаза постепенно привыкли к темноте, и вскоре можно было различить деревенскую печь с полатями, стол, скамейку, шкафчик для посуды, железное корыто для стирки белья, старые валенки в углу…
Партизаны очень устали, продрогли, и каждому хотелось поскорее прилечь хотя бы на пол. Но все ждали распоряжений командира.
Пошептавшись с Исаевым и Лебедевым и точно определив расположение комнат и мебели в доме, Карасев распределил силы своего небольшого отряда так, чтобы он в любой момент мог обнаружить опасность и был готов к обороне, к бою. На чердак поднялся младший лейтенант Лебедев и залег возле маленького слухового окошечка. Вниз он спустил веревку, чтобы пользоваться ею в случае необходимости как сигналом. Конец веревки Карасев привязал к кисти своей левой руки. Легкое подергивание веревки должно было означать: «Внимание! Наблюдаю!» Резкий рывок означал приближение опасности.
Алексей Новиков и Василий Домашев расположились в сенях, возле входных дверей, запертых снаружи на замок. Карасев с Исаевым
Наступила ночь. Пошел мелкий холодный дождь. Шум в поселке затих, только изредка слышалось гудение автомобильных моторов да раздавались чьи-то негромкие возгласы — очевидно, перекликались немецкие часовые.
Карасева клонило ко сну, но роившиеся в голове мысли каждый раз прогоняли дремоту, и он с удивлением ловил себя на том, что лежит на кровати с открытыми глазами и рассуждает сам с собой. О чем? Правильно ли он поступил, забравшись в этот пустой дом, куда в любой момент могут нагрянуть немцы? Что конкретно удастся выяснить, сидя взаперти? Может быть, послать кого-либо из разведчиков в село? Но куда, к кому? К Елизавете Морозовой, Нине Токаревой, к учителю Лаврову? Имеет ли он право сейчас рисковать хотя бы одним человеком из группы и ставить под удар подпольщиков в селе?
А дождь все стучал и стучал по крыше. Казалось, ветер продувал домик насквозь, хотелось завернуться в одеяло, в шинель и крепко заснуть, ни о чем не думать. Но сон, как назло, не приходил.
Рядом шевелился и непрерывно вздыхал Исаев. Карасев понимал, как тяжело тому.
— Ты не вздыхай, не отчаивайся, Яков Кондратьевич, — после мучительного молчания прошептал Карасев. — Жена куда-нибудь переехала с ребятишками. Найдется.
Исаев не ответил.
— Может, утром узнаем что-нибудь, — продолжал Карасев. — Спи… Спи…
Но лейтенант был уверен, что Исаев тоже не заснет. И действительно, спустя секунду-другую тот не то спросил, не то сам ответил на свои тревожные мысли:
— Неужто убили? Семья партизана. Вполне может случиться…
Карасев промолчал. Какой ответ мог дать он Исаеву!
А как там на чердаке Лебедев? Небось одному не очень весело.
Ступая на цыпочках, Карасев поднялся на чердак и присел рядом с Лебедевым. Тот лежал на боку, прислонив голову к стене возле слухового окошечка и прижав к себе обеими руками винтовку.
— Все в порядке?
— Какой же порядок? — с горечью ответил Николай. — Таимся, прячемся. В собственный дом открыто войти не можем.
— Что делать, — вздохнул Карасев. — Война!
— Ничего. — Лебедев даже скрипнул зубами. — Придет время, они тоже ночью будут вокруг собственных домов кружить. Придет такое время.
— Придет! — как эхо, отозвался Карасев, и они замолчали, каждый занятый своими мыслями.
Через полчаса Карасев спустился вниз и снова прилег отдохнуть. До рассвета оставалось немало времени. Все-таки ему удалось, наконец, задремать на два-три часа. Проснулся он от прикосновения руки Челышева. Бледный, с испуганными глазами, тот поманил командира к окну. Карасев прильнул к щели в окне и в серо-свинцовых полосах рассвета увидал, что метрах в 50—60 от дома расположились две немецкие походные кухни. Они еще не дымились. Возле них стояли, приподняв воротники шинелей, два солдата — часовые.