Паровоз из Гонконга
Шрифт:
— Мама, — тревожно вскрикнула Настасья, изучившая уже нрав своего старшего братца, — мама, Андрюшка бесится!
— Замолчи, заморыш! — крикнул ей Андрей.
— А ты — выродок, — возразила Настя, — выродок из нашей семьи.
Андрей посмотрел на нее — и ему стало смешно… Смех сквозь злобу довольно противная штука, как чеснок с сахаром. А главное — маму Люду обидеть ему никак не удавалось, хоть плачь.
— Разбушевался шелудень, — ласково сказала она, — так завтра будет добрый день.
— И
— С Настенькой, — глядя на него снизу вверх, ответила мать.
— Д-да? — Андрей даже задохнулся от бешенства. — Ты что, больная? Больная, да? Совсем вогнутая?
Трудно сказать, чем бы это кончилось, но тут вернулся отец.
— Что это вы? — укоризненно сказал он. — Благовестите на весь коридор. Все-таки чужая страна!
Андрей умолк и, сунув руки в карманы штанов, прислонился к дверному косяку. Штаны были те самые, голубые, «техасы» с бордовой прострочкой, которым он так радовался сегодня утром в "Саншайне".
— Отпустил машину? — как ни в чем не бывало спросила Людмила.
Она готова была вытерпеть любое оскорбление, только бы ее не называли "она".
— Ай, сама уехала, — Иван Петрович махнул рукой. — Шофер, мазурик, не стал меня дожидаться. Ну, поднимайтесь, пошли в ресторан. Не помирать же с голоду!
— Какой такой ресторан? — недоверчиво спросила Людмила.
— Шикарный! — сияя, ответил Иван Петрович. — Я заглянул по дороге. Серебряные скатерти, белые приборы…
Отец, конечно же, хотел сказать наоборот, но никто его не поправил: зачем, когда и так все понятно?
— Ну и что там есть, кроме скатертей и приборов?
— Рыба с рисом, и пахнет хорошо. Но главное, Милочка, не это. Главное, денег не берут! Питание входит в стоимость нашего содержания. Только если пиво закажешь.
— Как, как? — растерянно переспросила Людмила. — Ну-ка объясни еще раз, что-то я от переездов от этих и в самом деле какая-то вогнутая.
Иван Петрович терпеливо объяснил, что стандартные завтраки, обеды и ужины для всех постояльцев «Эльдорадо» бесплатные: содержание в гостинице иностранных специалистов — временное, по вине местной стороны, которая обязана их обеспечить жилплощадью.
Ты понимаешь, Милочка, тут такая система. Пока нам не будет предоставлена квартира, мы на полном пансионе. Только пиво в пансион не входит. Но пиво бывает редко, когда завоз…
— Ай, брось ты о своем пиве! — возмутилась Людмила. — Я ничего не понимаю, ну ничегошеньки… Зачем же нас тогда гостиницей пугали?
— Ну, мать! — воскликнул Андрей. — И бестолковая ж ты! Скажи лучше, зачем мы приволокли столько консервов?
— Отстань, — отмахнулась от него Людмила, — и ничего ты не соображаешь.
Она вскочила, метнулась
— Что-то здесь не так, что-то здесь не так…
Вдруг она опустилась на колени и, вытащив из-под низкой кровати чемодан, распахнула его и стала лихорадочно рыться в одежде:
— Приборы серебряные, публика…
Достала черное платье с прозрачной вставочкой, посмотрела, смешно вытянув губы, как бы мысленно произнося слово «гипюр», потом со вздохом положила обратно.
— Ай, ничего не хочется. Пойду в сарафане, с голой спиной.
И, все еще стоя на коленях, обернулась и с вопросительной и виноватой полуулыбочкой посмотрела на своих мужчин. Хорошо, что отец вернулся вовремя, много было бы сказано здесь неправедных слов…
На площадке второго этажа возле ресторанных дверей Тюрины остановились: Людмила Павловна поправила свою накидушку, Иван Петрович приосанился, Андрей пригладил вихры. Одной лишь Насте было наплевать на свой внешний вид, она спала на ходу, ей и ужинать то не хотелось.
Из-за дверей доносился звон посуды, пахло жареной рыбой и чесноком.
— И все равно — что-то здесь не так, — упрямо и даже ожесточенно сказала Людмила. — Смотри-ка, наш идет, давай спросим.
По лестнице поднимался белый человек, это был плотный чернявый коротыш с широким бледным лицом и косо спадающей на лоб челкой. Услышав, что его распознали, он досадливо нахмурился и хотел побыстрее пройти мимо, но Иван Петрович его окликнул:
— Товарищ!
Коротыш остановился и, обернувшись, сказал:
— Ну, зачем так громко? Мы же не в бане.
— Извините, товарищ, — сказал Иван Петрович. — Затруднение нас вышло. Вы здешний?
— В каком смысле?
— Ну, здесь проживаете, в "Эльдорадо"?
— Допустим, здесь. Вы поскорее развивайте мысль, я спешу. — Иван Петрович напрягся и, криво улыбаясь, соорудил неуклюжий вопрос — как из англо-русского разговорника:
— В котором часу в этом ресторане кончается ужин?
Чернявый хмыкнул:
— И это все ваши затруднения? Здорово, мне бы так. Вон там, — он фамильярно взял отца за локоть, развернул лицом к двери, — вон там, под стеклышком, написано.
— А сами вы разве не здесь питаетесь? — осторожно спросил Людмила.
Коротыш пристально взглянул ей в лицо, улыбнулся медленно нехорошей улыбкой, покачал головой, как будто хотел вымолви "ай-яй-яй".
— Нет, — после паузы ответил он, — только ночую.
— А почему? Микробов боитесь?
Чернявый ответил не сразу. Он ловко, как фокусник, достал из нагрудного кармана одну сигарету, словно подчеркивая этим: "Прописью одну", — не торопясь, с удовольствием закурил.