Партиец

Семин Никита

Так в расспросах и пролетело время, а там уже и взрослые с полей вернулись. На меня смотрели косо и недружелюбно. Алексей Иванович лишь махнул рукой безнадежно, приглашая за собой.

— Ну и заварил ты кашу, паря, — высказался он, когда уселись за стол.

— Я заварил?! — удивленно воскликнул я. — Решение о коллективизации было принято давно и не мной!

— Но ты же Постановления писал? Мы читали. Там твоя фамилия. Или тезка твой скажешь?

— Я их делал, не скрою. Но без них было бы хуже.

— Чем же? — хмыкнул

глава.

— Того же Петро все равно бы раскулачили, но как? Толпой бы завалились и растерзать могли. Все имущество вынесли, как грабители, и куда бы и кому оно потом досталось? Родне его тоже могло не поздоровиться. Вот ту же Дуньку — неужто никто на нее не заглядывается? Могли ее как «дочь кулака» по рукам пустить?

— Скажешь тоже, — рефлекторно перекрестился мужик и тут же с опаской глянул на меня. А ну как заложу, что он верующий? Я сделал вид, что ничего не заметил, и он облегченно выдохнул. — Нет у нас таких.

— Точно? Ты УВЕРЕН в этом? — надавил я на него.

Алексей Иванович промолчал.

— Больше крови бы было. Может у вас ничего подобного и не случилось бы, а в других деревнях да селах? Постановление-то для всей страны написано.

— Почто коров забрали? — продолжил все же со мной спорить он.

— А вам разве не сказали, куда их?

— Сказали, — нехотя выдавил из себя глава. — В соседнюю деревню всех свезли. Эту, как ее, ферму создавать. Теперь чтобы молока испить, надо к ним на поклон идти.

— Зачем на поклон? Молоко распределять должны.

— Не знаю уж, чего там они должны, да только не дают они запросто так! — зло процедил мужик.

— Так жалобу на них накатайте!

Про распределение я точно писал, но сейчас уж не помнил — в постановлении, декрете или статье к кодексу. Может это еще в черновиках или не утверждено?

— Толку-то…

— Ну и будете сидеть без молока, когда могли бы получать его, как положено. Ваши же овощи не только на деревню поделят, так?

— В город часть заберут. Половину говорят, не меньше, — мрачно подтвердил он.

— Вот! А в полях вы что делаете?

— Рожь жнем. Ее вообще всю грозятся забрать.

— Не имеют права, — уверенно заявил я. — Вам должны оставить десять процентов от урожая.

— Это сколько?

— Один из десяти мешков — ваш.

Алексей Иванович задумчиво почесал бороду.

— Все равно почитай все заберут.

— Если в следующем году больше урожай получится, должны и больше оставить. Уже пятнадцать процентов. Это полтора мешка из десяти.

— А если не уродится?

— Чтобы уродилась, агронома позовите по весне. Пускай он подскажет, как и когда лучше сеять. Если что — и спрос с него будет. Но только, если слушаться его будете.

Примерно в таком ключе и шел наш разговор. Я же после него понял, что крестьяне просто не понимают нововведений. Специально уточнил — а они мои «методички» хотя бы видели. Оказалось, что нет. Ну так-то да, я их

лишь в конце июля сдал в печать. Могли еще не издать в нужном количестве. У меня слишком много работы, чтобы сразу и все сделать. Посоветовал главе такие методички приобрести сразу, как появятся. Хотя их должны бесплатно раздавать — в целях пропаганды и объяснения «политики партии».

Потом и с народом пообщался. Деревенские начали с «наездов», кто-то даже выкрикнул, что меня поколотить надо. Пришлось главе их утихомиривать. Уже потом я смог высказаться. Сперва просто объяснил людям, что «как прежде» уже не будет. Потом рассказал, как оно «должно быть теперь». Ну и что делать, если возникают проблемы. К кому обращаться, что писать. Уже в конце смог и сам начать вопросы задавать. Отвечали неохотно, но все же полного молчания не было. Смог вытянуть из них, что им не нравится, а что все-таки «ко двору пришлось». Последнего было меньше. Ну ничего, на следующий год еще приеду, узнаю, как у них дела.

Так я и поехал гастролировать до конца лета. В деревне, в которой молочную ферму организовали, председателем фермы и колхоза стал бывший «кулак». Он-то и не хотел запросто так отдавать часть надоенного молока. Мужик хваткий и прижимистый. Пришлось объяснить ему на пальцах, что ему будет, если он в таком же духе продолжит. Вроде внял.

В сентябре с началом учебы вновь встретился с Жижиленко и рассказал об итогах своей поездки. В этот раз командировочных не было, ездил «за свои». Не хотел просто сразу заниматься отчетами по возвращению. Так-то в любом случае о поездке скрывать не буду. Заодно может возместят мои траты.

В университете на одной из перемен внезапно встретил Катю. Девчонка поступила на первый курс в мой факультет. Уж как она смогла пробиться — вопрос. Сама-то она вроде не глупая, но отец у нее рабочим не был, да и мать к этой категории относится с натяжкой. Может отчим помог? Мама как-то говорила, что Татьяна снова замуж выскочила и даже уже беременная ходит. Она с Катиной мамой связь не теряет.

Когда мы столкнулись с Катей в первый раз, та сделала вид, что не заметила меня. А вот во второй уже сама подошла и приветливо поздоровалась. Удивительно просто. Словно и не «нападала» на меня, когда я у них в классе лекцию проводил. Сдержанно поприветствовав ее, я умчался по своим делам.

До самого конца октября больше никаких неожиданностей не случилось. А вот двадцать пятого числа ко мне снова примчался Борька со словами:

— Серег, ты не поверишь!!!

Прямо дежа вю какое-то. Только в этот раз голос друга был растерянный и радости в нем не было ни на грош.

— Что случилось?

— Николая Николаевича арестовали!

Новость выбила меня из колеи.

— Кто? — только и выдохнул я.

— ОГПУ. Его жена рассказала, что его обвиняют в контрреволюционной деятельности! Представляешь?