Партиец
Шрифт:
— О, Сергей, давно я тебя не видел, — распахнул объятия Поликарпов.
Мы обнялись, после чего он повел меня в свой кабинет.
— Извини, в КБ тебя пустить не могу, — виновато развел он руки, — секретность ужесточили. Даже то, чем занимаюсь, сказать не могу, если у тебя соответствующего допуска нет.
— Тогда просто расскажите, как у вас дела. Никто больше вас во всяких нехороших вещах не обвиняет? — улыбнулся я.
А самому стало грустно. Все же была надежда узнать, как у нас с самолетостроением дела идут. Но раз секретность,
— Больше дурных нет, — усмехнулся конструктор. — Работаем спокойно. Конечно, подгоняют, сроки жмут, но это всегда было.
Перекинувшись еще парой фраз, дождались и Борьку. Тот за время нашего расставания вытянулся, из угловатого подростка стал угловатым юношей. Но глаза все также горят, доволен своей работой и менять ее точно не собирается.
— Слышал, ты Черемухину помог? — вопросительно уточнил друг.
— Да, но немного. Лишь время ему сэкономил, а так он и сам бы до моей идеи дошел.
— Время в нашем деле тоже очень важно, — заметил Поликарпов. — Мне бы кто так помог, — хохотнул он.
— Выбейте мне допуск, может и смогу чем помочь, — тут же сказал я.
— Я подумаю, — серьезно кивнул конструктор.
Еще немного пообщавшись, договорились с Борькой встретиться вечером. Может, в шахматы поиграем, а может и в «героев», если еще найдем пару человек. Кроме того друг хотел на лодках покататься — греблю он не бросил. Но уж точно не сегодня. Однако пообещал ему найти свободный денек и составить компанию. Опростоволоситься я не боялся — хоть и занят сильно, но секцию «Динамо» не пропускаю, так что физически развит, и есть шансы хорошо себя показать. Посоревнуемся, кто кого одолеет на короткой дистанции.
Уходил я от них уже в совсем ином настроении. Даже простенькую мелодию напевал под нос.
— Ну а теперь можно и «налево», — весело хмыкнул я и пошел к Кате в гости.
Однако долго отдыхать у меня не получилось. Не потому что я так привык работать и уже жить без этого не могу. Я с огромным удовольствием провел бы недельку без работы, гуляя по набережной с Катей, да играя по вечерам с Борисом. Борькой как-то уже не солидно его называть. Но в мою жизнь снова вмешался товарищ Сталин.
Двадцать шестого июня утром в нашу квартиру постучался Савинков. Я только продрал глаза и умывался, когда пришлось идти открывать дверь.
— Здравствуйте, — удивленно поздоровался я с ОГПУшником.
Треугольники в его петлицах уже сменились кубиками. Уж не знаю, я тому стал невольной причиной или он где еще отличился. Мне в общем-то все равно. Главное, что для меня его появление четко ассоциируется с Иосифом Виссарионовичем и головной болью. Что на этот раз нужно генеральному секретарю?
— Здравствуйте, товарищ Огнев. Собирайтесь, вас ждут в Кремле.
— Что-то случилось? — спросил я без особой надежды на ответ.
Но Савинков меня удивил.
— Съезд партии случился, —
Вот уж не ожидал. Ни того, что мужчина знает цель моего вызова, ни того, что поделится этой информацией со мной. Ну и сама цель — что мне на съезде делать-то?
Однако спорить нет смысла. Поэтому быстро одевшись, я уточнил, нужно ли брать с собой что-либо и, получив отрицательный ответ, отправился в Кремль.
Товарищ Сталин хоть и встретил меня в своем кабинете, однако по его виду было понятно, что он его скоро покинет. В руках бумаги, которые он бегло просматривал. Или скорее освежал в памяти то, что там написано. Стоит рядом со столом, причем сбоку. При моем появлении молча взмахом руки попросил меня постоять, подождать. А через пару минут он протянул мне тонкую папочку и сложил все остальные бумаги в портфель.
— Идите за мной, товарищ Огнев, с документами ознакомитесь в пути.
— А куда мы?..
— В Дом Союзов, — был короткий ответ.
Мы вышли из Кремля и сели в автомобиль. Я с Иосифом Виссарионовичем сзади, водитель и Савинков спереди. Покосившись на Сталина, который был подозрительно молчалив, я решил сначала просмотреть выданную папочку, а потом уже задавать вопросы.
В папке лежала написанная для выступления речь, а также листки с краткой статистикой — когда были введены первые постановления по коллективизации — и тут же рядом, сколько было уже колхозов, и какие показатели они имели. Далее шли даты утверждения новых законов по коллективизации и под ними — опять же количество колхозов, их показатели.
Отдельно шла статистика привлечения к уголовной ответственности несогласных с коллективизацией по месяцам. Также был лист статистических данных с количеством кулацких хозяйств опять же по месяцам. Если верить этим документам, выходило, что темпы коллективизации были очень высокими. Раскулачивания — тоже. А вот первоначальный всплеск нарушителей уже к концу ввода последних законов, затрагивающих коллективизацию, хоть в количественном выражении был высок, но в процентном раскулаченных добровольно (была и такая строка) к раскулаченным принудительно выглядел обнадеживающим. Люди предпочитали самостоятельно отдавать большую часть нажитого добра, чем отправиться в тюрьму.
— Прочитал? — спросил Иосиф Виссарионович, когда я посмотрел на него.
— Да. А…
— Это твой доклад для съезда, — огорошил он меня. — Зачитаешь его, когда тебя вызовут к трибуне.
— Кха-кха, — я аж закашлялся.
То на партконференцию меня товарищ Сталин вытаскивал, где перед всеми в партию принял. Сейчас что? Сразу в Политбюро протащит? Бред конечно, он сам там еще не состоит, но чего ждать от генсека я вообще не знаю.
Понимая, что про выступление — это была не шутка, я снова зарылся в полученную папочку. Надо все эти цифры хорошенько если не выучить, то хотя бы запомнить, какие о чем говорят. Да и самому интересно было, как моя работа на жизнь страны повлияла.