Партизанская быль
Шрифт:
Теперь, когда я узнал о доблестном труде бывшего партизана Матюхина в послевоенные дни, мне вновь ясно представилась вся та тонкая работа с людьми, которую проводил наш комиссар. Да, он выращивал людей со всем умением учителя и энтузиазмом коммуниста. Он умел заметить и развить в людях лучшие их качества, и так же чутко он настораживался, когда дело касалось того, что роняло честь советского человека и народного мстителя. Тут комиссар был беспощаден.
У нас был случай, показавший, что Немченко, при всей его мягкости может решить без всяких колебаний вопрос о жизни человека,
Весной сорок третьего года, когда отряд имени Чапаева только начинал свою самостоятельную деятельность, у нас случилась беда, которую тяжело переживали все партизаны.
Во время операции хозяйственного взвода в одном селе гражданка Кубланова оказалась ограбленной. У нее взяли вещи, к слову сказать, совершенно не — партизанского обихода: шелковую шаль, тюлевые занавески и тому подобные предметы. Этим больше всего и была обижена пострадавшая. Она так мне и сказала:
— Если бы у меня забрали сапоги, пальто или еще что-нибудь, нужное партизанам, — я б слова не сказала.
Я объяснил гражданке Кублановой, что мы мародерство не оправдываем ни нуждой, ни голодом, никакой даже самой крайней необходимостью. Обещал вещи вернуть, преступника наказать. Я действительно готов был убить его собственными руками.
Но когда преступник был обнаружен, я задумался.
Мародером оказалась наша медсестра, молодая девушка Вера Каштан.
«Кто же такая, — думал я, — эта самая Вера? Почему она так поступила? Ведь она воспитывалась при нашем, советском строе, училась в школе, росла в комсомольской среде!» Если самый факт глубоко поразил меня, то личность преступницы удивила не меньше. То, что мародерку следовало расстрелять, не подлежало сомнению. Но меня интересовал не только приговор. Я искал объяснения: откуда у нее отвратительные, хищнические повадки, свойственные нашим лютым врагам — грабителям-оккупантам?
Ответ на этот вопрос следовало найти не только для себя, но для всех наших людей. Естественно, что надо было объяснить партизанам позорный факт, мобилизовать вокруг него общественное мнение. Об этом мы и поговорили с комиссаром. Тут же по его предложению созвали внеочередное партийное собрание.
Нашлись у нас люди мягкие, нерешительные. На собрании раздались такие вопросы:
— Нет ли тут какой-то доли и нашей вины? Ведь должны были оказывать влияние на молодого человека, воспитывать?..
Другие шли еще дальше и утверждали, что ответственность за поведение Веры Каштан ложится на весь наш комсомол. Предлагали на первый раз простить и следить за каждым ее шагом.
Взял слово комиссар.
— У нас не колония для правонарушителей, — сказал он. — Партизанский отряд, конечно, школа, но не исправительный дом. Посмотрите на нашу молодежь! Комсомольцы научились в отряде еще больше любить свою Родину, еще больше уважать ее святые законы. Они и в лесу именно потому, что защищают все это своей кровью, своей жизнью. Нельзя на эту Местную, хорошую молодежь бросать тень преступления, совершенного выродком. Не могут наши комсомольцы принять на себя упрек в том, что плохо влияли на преступницу, не воспитывали ее. Она пришла к нам уже преступницей. А здесь, в лесу,
И туг комиссар неожиданно вытащил из кармана обыкновенный помазок для бритья. Он поднял его, чтобы всем было видно, и спросил:
— Знаете, товарищи, что это за штука?
Удивленные партизаны не знали, как это понять.
— В другой час можно бы подумать, что комиссар шутит. Но разговор шел серьезный, смеяться не время.
Знаем, — раздались голоса. — Кисточка для бритья.
— Да, — подтвердил комиссар. — Кисточка. Пустяковый предмет, не правда ли? А вот вернулись с операции наши комсомольцы и сдали как трофей в хозяйственную часть. Объяснили, что никто не желает единолично пользоваться, бриться многим нужно. Теперь вам ясно, какая у нас молодежь? А вы хотите, чтобы она отвечала за преступление мародера.
Не много времени прошло после расстрела мародерки Каштан, а мы опять убедились, что комиссар с топким чутьем подходит к решению судьбы человека. Перед нами опять встал очень сложный вопрос, и Тимофей Савельевич решил его наилучшим способом.
Дело было связано с ликвидацией бандитской шайки, которая бесчинствовала в наших краях.
К нам приходили с жалобами, что какие-то «партизаны» занимаются грабежом то в одном, то в другом селе. Отбирают у жителей скот, птицу, одежду, сбрую, не останавливаются ни перед чем.
Ясно, что под маской партизан скрываются бандиты. Во всей округе дислоцировался один лишь наш отряд. Это нам было точно известно. Наши партизаны так действовать не могли. Значит, появилась шайка. Следовало, не медля ни одного дня, разыскать этих мерзавцев, чтобы окружить и уничтожить с такой же беспощадностью, с какой мы били фашистов. Мы не сомневались, что банду создала жандармерия с целью очернить доброе имя нашего отряда.
И вот разведка напала на след банды, установила, что в ней двадцать членов. Главарь — неизвестно откуда появившийся тип по фамилии Мальков. Остальные — сельская молодежь.
— Молодежь? — переспросил комиссар у разведчиков. — А из каких сел, установили?
Разведчики имели сведения только о четверых из ближнего села.
— Фамилии? — спросил снова комиссар.
Фамилий пока не узнали.
А нам вроде ни к чему, — пояснили разведчики. — Мы больше адресом их интересовались да численностью. Ведь памятников, наверное, не будем ставить.
Однако комиссар требовал имена:
— Быть не может, — толковал он разведчикам, — что все эти молодые люди — отпетые негодяи. Надо выяснить — кто, когда и как попал в банду.
Разведчики снова ушли. Немченко сказал мне:
— Перебить два десятка человек не велик подвиг. Но они будут отбиваться, с нашей стороны возможны жертвы. Я так полагаю, надо бы разобраться. Есть там честные ребята, помяните мое слово. Пошли в лес до партизан, а попали к бандиту. Удастся связаться, возьмем банду малой кровью, а для жизни сохраним тех, кто еще не пропал.
И мы стали действовать по плану комиссара. Он лично прошел в то село, где жили родители молодых членов шайки: Сырыченко, Антоненко и Чайко.