Партизанская хроника
Шрифт:
Мы вышли на опушку леса. Ведь еще должны были взорваться цистерны с горючим. Минут через тридцать после первого взрыва раздался второй взрыв. В воздух взметнулся огненный язык и далеко осветил местность.
— Это наш, — спокойно проговорил Оперенко.
Все смотрели на разраставшееся пожарище. Его отблески отражались на строгих лицах партизан.
— А много было бензина? — нарушил молчание Чернов.
— Пять цистерн на четыре тысячи литров, одна, правда, не полная, — засмеялся Оперенко.
Я отозвал Мурашко в сторону.
— Вы теперь тоже в отряд? — спросил я.
— Пока нет. Ведь еще не все мои группы вышли в лес. Рая Волчек работает в офицерском казино… Может, там тоже что-нибудь удастся сделать…
— Верно, —
Мурашко простился с женой и с нами. Вдвоем с Олегом Фолитаром они направились к городу, где бушевало пламя пожара.
7
Кроме боевой деятельности мы проводили большую разведывательную работу. Подпольщики Минска беспрерывно следили за поведением врага.
В ноябре 1943 года Федор Боровик установил, что бургомистр города Слуцка Бахман — уроженец бывшей автономной республики немцев Поволжья. Мы решили установить с ним связь.
Штаб отряда написал письмо:
«Господин бургомистр! Очевидно, вы оказались на стороне гитлеровцев потому, что уверовали в непобедимость «армии фюрера»? Теперь, конечно, вы уже знаете о страшных поражениях германской армии и под Сталинградом и на Орловско-Курской дуге. Недалек тот день, когда германский фашизм, постигнет полный крах. Не только многие старшие офицеры вермахта, но и рядовые солдаты уже понимают это. Многие военнослужащие германской армии решительно рвут с Гитлером и с нацизмом, прекращая борьбу против советского народа и Красной Армии. А вы, господин бургомистр, были советским гражданином, вы знаете нашу идеологию и должны хорошо понимать, что Красная Армия воюет не против германского народа, а против германского фашизма, против Гитлера и его клики.
Господин бургомистр! Вам надо задуматься также и вот о чем. 22 сентября по приговору белорусского народа имперский комиссар Кубе был казнен советскими партизанами. Вспомните: его охраняла огромная свора эсэсовцев и гестаповцев. До вас же, господин бургомистр, нам совсем нетрудно добраться.
Мы предлагаем вам искупить вину перед советским народом и помогать нам, советским партизанам. Вы должны предупреждать нас о готовящихся карательных экспедициях против партизан, о передвижениях войск по Варшавскому шоссе, должны передать нам несколько чистых бланков для паспортов.
Мы ручаемся вам, господин бургомистр, что фашисты не будут знать о вашей помощи нам, партизанам.
Не отказывайтесь от нашего предложения! Помните, что советские партизаны во второй раз вам руки не протянут. Решайтесь, пока не поздно. Иначе вам негде будет укрыться от карающей руки советских патриотов!
Дайте ответ по следующему адресу (мы указали тайник).
Федор Боровик взял письмо, несколько номеров свежих советских газет и отправился в Слуцк. Через шесть дней он вернулся и рассказал:
— При помощи моей знакомой Екатерины Ивановны Пискун я пробрался в дом, где живет бургомистр, и рано утром опустил в почтовый ящик на дверях его квартиры запечатанный пакет с надписью «Бургомистру Бахману (лично)». В пакете было письмо и свежий номер «Правды».
Затем двое суток мы вели наблюдение за тайником. На третий день нашли там записку:
«Согласен. Приходите завтра в три часа ко мне на прием. Скажете: «От гресского коменданта…»
— И ты был на приеме, Федор Васильевич? — не выдержал я.
— Был, — улыбнулся Боровик. — Оказалось, не так страшно, как ожидал… Мы сидели вдвоем в его кабинете и переговаривались шепотом… Бургомистр — крепкий, здоровый старик. Очень боится партизанской
И Боровик протянул мне двадцать пять чистых бланков для паспортов, а также план дислокации частей слуцкого гарнизона…
Забегая вперед, скажу, что бургомистр Бахман честно помогал нам вплоть до освобождения Белоруссии летом 1944 года. Когда в город Слуцк вступили наши войска, Бахмана, как бургомистра, арестовали и отправили в лагерь военнопленных. Там он на допросах сообщил о том, что поддерживал связь с партизанами нашего отряда, передавал важные разведданные. После моего подтверждения Бахмана освободили.
Наши опытные разведчики Д. А. Меньшиков, Н. Н. Денисевич, Николай Ларченко, немец-антифашист Гейнц Линке и другие брали «языков», подстерегая их на шоссейных дорогах, вблизи гарнизонов и аэродромов противника. Пленные немецкие солдаты и офицеры дополняли и уточняли имевшиеся у нас разведывательные данные и служили постоянным источником ценной информации. Я уже не говорю о других товарищах, действовавших в минском подполье или специально проникавших в гитлеровские гарнизоны, где они устанавливали связи с солдатами и младшими офицерами, в частности, с насильно мобилизованными в немецкую армию чехами, словаками, австрийцами, французами. Во многих гарнизонах, офицерских столовых и общежитиях мы имели свои «глаза и уши», получали нужные нам сведения, а некоторых военнослужащих уводили в отряд, где они становились партизанами и честно сражались против гитлеровцев.
Из французов, ставших советскими партизанами, помню, например, Поля из Версаля и его друга Роберта из Парижа, а также Лео и некоторых других. Немцы их держали в строительном батальоне. Мы дали новым партизанам автоматы, и они участвовали во многих боевых операциях.
Разведчиками становились подчас люди, не имевшие до войны ни малейшего представления о разведывательной работе. В этом отношении поучительна история с Екатериной Мартыновной Дубовской — подпольщицей, а впоследствии нашей разведчицей.
Екатерина Мартыновна в первые дни войны оказалась под Белостоком. Муж, командир стрелкового батальона, наспех поцеловав двух малолетних ребятишек, Алика и Леню, жену, ожидавшую появления через месяц третьего ребенка, побежал в часть, которая уже выходила на исходные рубежи. Дубовская с детьми попыталась эвакуироваться, присоединившись к семьям командиров, советских и партийных работников. Однако, испытав все ужасы бомбежек и пулеметного обстрела, решила пробиваться в Минск, где проживали ее родители.
С невероятными трудностями, на попутных подводах, машинах или в теплушках, а чаще пешком, Екатерина Мартыновна пробиралась к Минску. В одну из ночей в суматохе, вызванной очередным обстрелом немецких самолетов, Дубовская потеряла сына Алика. Он остался в ушедшем эшелоне, куда набилась толпа беженцев.
Представляете себе горе и отчаяние матери! Она металась из стороны в сторону и кричала:
— Алик! Алик!..
Но ее ждал еще более страшный удар. Беженцы присоединились к находившимся в окружении советским пограничникам. Вначале двигались вместе. Потом пограничники решили с боем прорываться к своим. Это было в районе Баранович. Не желая подвергать смертельному риску женщин и детей, пограничники предложили им двигаться отдельной, самостоятельной колонной.
Ночью в лесу Дубовская вместе с другими семьями прилегла отдохнуть, но вскоре проснулась от криков и стрельбы. Их обнаружили фашистские автоматчики и начали хладнокровно расстреливать. Босая, полураздетая, в разорванном платье Екатерина Мартыновна вскочила, но тут же упала с простреленным плечом.
Зажав платьем кровоточащую рану, она кинулась к плачущему сыну, но не успела прикрыть его своим телом. Высоченный эсэсовец в плаще и каске выстрелил из пистолета в упор и убил четырехлетнего Леню.