Партизанская хроника
Шрифт:
— Что ты придумал? — спросил Родин.
— Мой знакомый железнодорожник работает в паровозном депо, и мы решили взорвать поворотный круг. Дядя Юзеф сам заложит мину.
— Иди, — согласился я и приказал выдать Рулинскому три маломагнитки и пять килограммов тола.
Вернулся Павел Рулинский из Столбцов веселым.
— В депо паровозы больше не будут разворачиваться: дядя Юзеф свое задание выполнил, — доложил он.
В городской комитет партии стали поступать радостные известия. Объявленная националистами мобилизация полностью провалилась.
Приближалась весна 1944 года. Повеяло теплом. Солнечные лучи плавили снег и обнажали черные крыши землянок; с раскидистых елей то и дело падали тяжелые подтаявшие глыбы.
В последних числах марта к нам в отряд из Москвы прибыли сорок автоматчиков спецотряда НКВД СССР под руководством старшего лейтенанта Дмитрия Кузнецова. Они перешли линию фронта в районе Бобруйска, через разрыв в боевых порядках врага.
Кузнецов поддерживал прямую связь со штабом генерала Рокоссовского и выполнял его приказы. Эта группа стала действовать, оставаясь при нашем отряде.
В начале апреля, согласно приказу руководства, группу в двадцать пять партизан во главе с политруком Николаевым я отправил в район озера Нарочь, а потом в Белостокскую область, в распоряжение майора «Серго» — подполковника Сергея Ивановича Волокитина.
Весь апрель в партизанских районах гитлеровцы силами местных гарнизонов вели разведку боем, но, получив отпор, стали ограничиваться лишь бомбежкой.
В день Первого мая после торжественного собрания Родин перед строем зачитал первомайский приказ и приказ командования отряда.
В честь исторических побед Красной Армии, в честь нашей Родины, в честь боевой Коммунистической партии — организатора и руководителя наших великих побед я приказал произвести салют тремя ружейными залпами.
Конные разведчики донесли, что гарнизон в Белой Луже получил подкрепление и, по-видимому, что-то готовит. Вскоре прибыли артиллеристы с тремя пушками.
Мы выслали несколько разведывательных групп в район Буда-Гресская и в район деревни Шищицы узнать, что делается в гарнизонах противника. Возвратившись, они сообщили, что оккупанты готовятся к выступлению. Оставались неясными только направления их выступлений.
Теперь днем и ночью возле вражеских гарнизонов лазили наши разведчики.
Партизанами бригады имени Суворова были получены новые данные: гарнизоны Греска и Слуцка тоже готовятся к карательным действиям против партизан и населения.
На взмыленной лошади прискакала Валя и сообщила, что в сторону лагеря двинулись крупные силы противника. Спустя час разведчики с направления Буда-Гресская и Шищицы доложили о продвижении противника.
Было ясно, немцы решили произвести нападение одновременно всеми окружавшими партизанскую зону гарнизонами.
Преградить оккупантам дорогу мы выслали все три роты, а группу Кузнецова оставили для обороны лагеря. И вот в трех местах в лесу
В этих боях погибли наши бойцы Всеволод Николаевич Туркин, Аркадий Давыдович Гринько (оба посмертно награждены орденами Отечественной войны 2-й степени).
Я получил радиограмму. Командование приказывало срочно направить в Москву комиссара Родина и начальника штаба Лунькова.
Я присел на пень, написал сообщение на Большую землю, что противник начал против нас боевые действия. Затем показал полученную радиограмму Лунькову и Родину.
— Уйти теперь, когда гитлеровцы начинают карательную экспедицию? — удивленно пожал плечами Луньков.
— Это приказ руководства, нужно выполнять. Сами видите, написано «срочно».
До партизанского аэродрома далеко. Нужно было перейти шоссе, железную дорогу, обойти много вражеских гарнизонов, и я выделил для сопровождения Лунькова и Родина группу автоматчиков, проводником назначил Юлиана Жардецкого.
Рассвело. Товарищи собрались в дорогу. За лагерем мы простились. Комиссар и начальник штаба, обнимая остающихся, повторяли:
— Встретимся после победы!.. После близкой победы!..
У поворота дороги товарищи сняли фуражки и еще раз помахали нам.
Мы возвращались в глубокой задумчивости, хотя задумываться было некогда. Через несколько дней комиссар и начальник штаба будут в столице. Какая теперь Москва? Должно быть, в скверах уже зеленеет трава, цветут тюльпаны… Родин и Луньков пойдут по улицам столицы, передадут от нас приветы знакомым, письма родным. В Кремле они расскажут о нашем отряде, о борьбе белорусского народа с подлыми захватчиками…
Возвратившись в лагерь, я в первую очередь выслушал Меньшикова. Получив крепкий отпор, оккупанты отошли в свои гарнизоны. В Шищицы и Буду-Гресскую к фашистам прибыло подкрепление.
— Как аэродром в Марьиной Горке? — спросил я.
— Данных нет, — сказал Меньшиков.
— Надо срочно добыть. Поищи партизана, местного уроженца, и пошли к аэродрому, — приказал я ему.
Через полчаса Меньшиков привел молодого, высокого, здорового парня с ясными голубыми глазами.
— Филипп Слабинский, — представился тот.
— Марьину Горку хорошо знаете? — спросил я.
— Неподалеку оттуда родом, — кивнул Филипп.
Мы с Меньшиковым объяснили Слабинскому его задачу, дали для прикрытия пятерых автоматчиков, и Слабинский ушел.
Из Минска пришел Мурашко.
— Меня разыскивает СД, — сказал он. — Чирко и Гаврилов продолжают работать. Связь с ними придется поддерживать через Бориса Чирко.
— Сколько вы заложили мин? — спросил я его.
— Игнат Чирко заложил пятнадцать. Гаврилов заминировал пассажирский вагон с отпускниками. Убито двадцать офицеров и около сорока солдат. Недавно на товарной станции загорелись две цистерны с бензином, а вечером там же взорвались вагон со снарядами и две платформы с автомашинами…