Партизанская искра
Шрифт:
— Сволочь! — вырвалось у него.
— Я оттолкнула его от себя и выскочила на улицу, — продолжала Поля. — Он следом за мной. Куда бежать? К Тамаре — далеко, да и улица людная, пьяные немцы кругом. Я бросилась в сарай и спряталась за корову. И он ввалился за мной. Слышу, чиркает зажигалкой, ищет меня. Я вдоль стены ползу обратно к двери. Он за мной и впотьмах наткнулся на корову. А наша Маруська чужих не любит, ударила его. Он рассвирепел еще больше и выстрелил в корову. В этот момент я выскочила из сарая и бросилась через дорогу, в садик. Я бежала по глубокому снегу, не чуя под собой
Поля умолкла. Плечи ее зябко вздрагивали.
Парфентий осторожно, обеими полами фуфайки еще плотнее укутал девушку и наклонился к ней. Теперь его щека слегка коснулась ее непокрытой головы. И в первый раз в своей жизни юноша заметил, что девичьи волосы так хорошо пахнут.
Они долго молчали, слушая, как рядом гулко стучали два сердца.
Парфентий ощутил, как в нем в эту минуту возникло какое-то совершенно новое, неизведанное им чувство. Была ли это нежная жалость к девушке, которую так грубо обидел немец? Или это было чувство юношеской дружбы, особенно ярко проявившееся именно сейчас, когда одного из них постигла беда? Нет, невозможно было разобраться в этом. Может быть спросить ее, что чувствует она? Может она поможет определить это чувство? Он попытался подыскать слова, но тут же решил, что слов таких нет в природе и произнес первые попавшиеся:
— Хорошо, что ты убежала от них.
— Хорошо, — повторила Поля почти беззвучно.
И это «хорошо» прозвучало для юноши ответом на его немой вопрос. Трепетное чувство к девушке охватило его. Он пожалел, что все это случилось не при нем, он убил бы это пьяное рыжее животное, перекусил бы горло, растоптал бы ногами, как гадину.
— Ничего, Поля. Мы им за все отплатим.
— Да, Парфень.
— Тебе холодно?
— Нет…
— А вздрогнула.
Девушка распахнула закрывавшие ее полы, будто ей стало жарко, и с едва сдерживаемым волнением заговорила:
— Не могу придти в себя. Подумай только, выстрелил, гад, только за то, что не пошла с ним танцевать. Прямо за людей не считают…
— Успокойся, Поля, тебе нужно отдохнуть, отогреться. Сейчас же идем в кухню. Ты ночуешь у нас.
— Не знаю, Парфень, я боюсь за маму, как она волнуется теперь, бедная. Ведь она не знает, что со мной, где я. А что, если я сейчас побегу домой?
— Ни в коем случае, — решительно возразил Парфентий, — тебе нельзя показываться, пока эти шакалы не уедут отсюда. А утром, если они не уедут, я пошлю Маню. Она все передаст тете Даше.
Поля согласилась.
— Вот и правильно, — прошептал Парфентий, и сам не зная как, обнял девушку и, наклонившись, ощутил на своей прохладной щеке нежную с царапинкой щеку и уголки горячих губ.
Они вошли в кухню. Здесь было темно и жарко. Парфентий помог Поле влезть на печь.
— Прячься за Маню, к стенке, — шепнул он, — спокойной ночи, Поля.
— Спокойной ночи, Парфень.
За дверью слышалось пьяное бормотание солдат. Затем все четверо выходили на улицу и там громко разговаривали. Потом
В хате было жарко. Парфентий сбросил с себя фуфайку, положил ее на кпай скамьи под голову и, не разувшись, лег навзничь. Сон не приходил. В воображении чередовались различные картины. То он видел себя в окопе за пулеметом. Он жмет гашетку и падают как скошенные, враги. То обвешанный гранатами, с ящиком тола, он на линии железной дороги. Видит, как побежало по шнуру маленькое пламя, и грохот взрыва раскалывает ночную тишину… А то вдруг он верхом летит впереди рассыпающейся веером конницы. Чапаевская бурка черными крыльями бьется за спиной по ветру… «Товарищ командир, задание выполнено», — докладывает он. А кругом лес, огромные сосны вокруг. Спокойно и величаво рдеет в руке знаменосца отряда алое, шитое золотом знамя… Тяжелая рука ложится на его плечо, и знакомый голос учителя звучит тихо, но внушительно:
«Ночь минует. Парфентий, и скоро наступит рассвет. Он идет с востока, а мы пойдем навстречу…».
И снова мелькают отрывочные картины, лес, полотно железной дороги, глубокие снега, огненные столбы взрывов, фашисты, падающие под пулеметным огнем.
И всюду ляпом с ним она, красивая тоненькая девушка с черными, как антрацит, глазами.
Глава 2
ПАРТИЗАНСКАЯ ИСКРА
Второго января погода неожиданно стала меняться. Мороз начал спадать, становилось мягче.
Обрадовавшись потеплению, немцы быстро собрались и покинули село.
Но едва они выбрались в степь, небо так же неожиданно помутнело и опустилось ниже, с востока подул ветер и закружились по воздуху кружевные снежинки. Поднималась метель.
— Видал, что делается, Парфень, — с видимым удовольствием воскликнул Михаил Кравец, щуря на небо свои узкие, серые глаза. Он прибежал к другу сразу же, как только из села ушел немецкий обоз.
— Добрая погодка, то что надо, — весело отозвался Парфентий.
— Везет немцам. Из холода прямо в эту кашу попали. На их фургонах в такую заваруху далеко не уедешь.
— Только бы не вернулись, — обеспокоенно заметил Парфентий.
— Не вернутся, пока метель разгуляется как следует, им до Конецполя будет ближе, чем до нас, — успокоил Михаил.
— Тогда вот что, Миша, давай собираться.
— Сегодня?
— Чего же медлить? Время идет, пора и за настоящее дело приниматься. Да и обстановка подходящая. Гостей на селе нет — это раз. во-вторых на работу сегодня не погонят, потому что жандармы и полицаи сегодня после встречи Нового года опохмеляются. И в третьих, — все следы наши будут как метлой заметены. Так, что ли, хлопче?
Парфентий наскочил на друга и стал тузить его двумя кулаками. Михаил спокойно защищался, выставив вперед длинные, жилистые руки.
— Тебе, Мишка, с такими рычагами только в боксеры идти.
Приподнятое настроение располагало к шуткам, к юнШиескому озорству.
— Ничего, придет время, мы и тут попробуем, благо есть на ком потренироваться. У-у-уух! — прогудел Михаил, вытянув далеко вперед крупный литой кулак.
— Ну, хватит, хватит тебе, размахался, Дон-Кихот. Давай о деле говорить.