Парус и буря
Шрифт:
«Надо быть круглым дураком, чтобы отказаться от такого прибыльного дела, — рассуждал Надим. — Если Таруси не примет моего предложения, то тем самым он лишь докажет, что никогда не сможет стать настоящим деловым человеком. Ради денег можно поступиться и своими мечтами».
В рассуждениях Надима была своя логика. Логика трезво мыслящего человека, который, будь он на месте Таруси, расценил бы такое предложение как благо, свалившееся с небес. Каждый принял бы его с благодарностью и признательностью.
Но всякое правило имеет исключение. Бесспорные истины могут признаваться всеми, кроме
Надим был прав, ибо рассуждал как деловой человек. И Таруси был прав, ибо смотрел на все глазами моряка. Надим ошибался, считая, что Таруси не сможет отказаться от его предложения. Таруси в свою очередь ошибался, полагая, что Надим должен понять человека, для которого уходящая в море шхуна дороже всех барж и лодок, снующих в порту. Как они могли понимать друг друга, если говорили и думали по-разному? А раз нет взаимопонимания, не может быть и дружбы.
«Неужели, — думал Таруси, — мы разойдемся в разные стороны? Порвутся все те нити, которые, казалось, так прочно связывали нас в течение многих лет?»
И тут же отвечал сам себе: «Да, нашей дружбе придет конец. И пусть! Зачем мне такой друг, который не может и не хочет меня понять?..»
Таруси чувствовал, что он не в состоянии убедительно доказать свою правоту. Но ему очень хотелось, чтобы человек, который называет себя его другом, сам понял, что для Таруси лучше нищим плавать в море, чем оставаться на суше миллионером. Никакими словами нельзя объяснить эту его слепую любовь к морю. Каждый раз, когда он пытался говорить об этом, ему казалось, что от беспомощных и бесцветных слов тускнеют его чувства. И разговор поэтому не получался.
Море для него превыше и дороже всего. Ради того, чтобы плавать в море, он готов пожертвовать всем, чем угодно. Устранить любое препятствие, которое станет между ним и морем. Но и обижать Надима тоже не хотелось. Что ни говори, за эти годы он не раз доказывал Таруси свою дружбу. И пожалуй, ни с кем его не связывали столь прочные узы, как с Надимом. Когда Таруси лежал в больнице, первым, кого он увидел, открыв глаза, был Надим. Он постоянно чувствовал трогательную заботу и неослабное внимание, которыми тот его окружил. Все время куда-то бегал, хлопотал, ругался, защищал его интересы. Как же теперь Таруси может отказать в его просьбе? Пойти против его воли? Этим он не только обидит Надима, но и оскорбит его. А впрочем, какое ему дело до конкуренции Надима с Абу Рашидом? До соперничества квартала Шейх Захир с портом? До этой потасовки между Национальным и Народным блоками?
Поразмыслив, Таруси в конце концов пришел к выводу, что пусть не прямое, но косвенное отношение он все же имеет
«Разве я сам не моряк? Разве я не заинтересован в том, чтобы морякам жилось лучше? — рассуждал Таруси. — Вернувшись в порт, чем я гарантирован от того, что, подобно другим, не окажусь под пятой Абу Рашида? Разве я не буду подвергаться такой же эксплуатации и гнету, как и все другие? И неужели я должен смириться с этим? Закрыть глаза, будто ничего не вижу? Нет, это было бы подло и низко…»
Таруси решил повременить с ответом Надиму. Не говорить пока ему ни да, ни нет. Сделать вид, что прислушался к его совету, и попросить у него отсрочки для окончательного ответа. Мол, надо еще подумать и все взвесить.
Надим остался доволен. Значит, не все еще потеряно. Нить надежды не порвана. Семя, которое он бросил, еще не проросло, но уже пустило корешки. Теперь нужно только подождать. А через два-три месяца или, может быть, раньше он возобновит свою атаку. Пусть Таруси наслаждается пока морем, плавает, гуляет на вольном просторе. А тем временем Надим придумает, как лучше его заарканить. Можно, например, заранее распустить в порту слухи, будто Таруси дал согласие заняться перевозкой грузов и подыскивает для этого баржи. Уже одних таких слухов будет достаточно, чтобы вывести из себя Абу Рашида, заставить его понервничать…
Пусть это будет небольшой шаг. Может быть, и не по самому прямому пути. Но он сделан в правильном направлении. Он тоже приближает к намеченной цели. За ним последуют второй, третий… В конце концов Надим добьется своего. Важно то, что удалось все-таки раскачать и сдвинуть с места Таруси. Больше он не будет сидеть в своей кофейне. Уйдет в море. А из моря рано или поздно все равно вернется в порт. Это, безусловно, его победа, победа Надима.
ГЛАВА 3
Народный блок все более теснил своих противников и в Латакии, и в других городах страны. Но оба блока мало чем отличались друг от друга — как близнецы, имеющие только разные имена. Их породила одна и та же социальная среда, они ориентировались на одни и те же силы и в борьбе друг с другом прибегали к одним и тем же методам и приемам. Каждая из этих партий старалась привлечь на свою сторону как можно больше влиятельных людей в любой деревне, в любом городском квартале, захватить ключевые позиции в основных сферах общественной и экономической жизни и пробиться к власти, не брезгая никакими средствами для достижения этой главной цели.
После окончания войны Народный блок, как оппозиционная партия, оказался в более выгодном положении. Используя растущее недовольство широких народных масс злоупотреблениями и бездеятельностью властей, которые достаточно уже дискредитировали себя перед народом, сторонники оппозиционного блока развернули широкую кампанию против своих противников, припирая их своими лозунгами к стене и не забывая в то же время подставлять, где нужно, лестницы, чтобы самим поскорее вскарабкаться на вершину власти.